Отец Тодор прокопчёнными от неустанных молитв глазами глядел на кипучую реку внизу. Река шумела и передразнивала пролитые слёзы, будто ухохатываясь над горем.
— Туда, — сказал святой отец и уверенным чеканным шагом пошёл искать спуск к реке.
Сельчане поспешили ему вслед. Попадья грузно поднялась с земли. Руки её уже были по локоть в крови, но матушка не обращала на них внимания. Она пошла вместе со всеми туда — к горному потоку, в гремучее ущелье.
— Теченье скорое, — сказал голова Шандор. — Ежели чего, унесло далече…
— Искать, — выдохнул отец Тодор.
Его трясло, пронзало каждую мышцу. Под левым ввалившимся веком пульсировала жилка. Он ступил на скользкие камни у края потока. Бесполезно искать тут следы, бесполезно продолжать поиски.
— Искать, — повторил священник, указывая вниз по реке.
Минуя проломы и заводи, сваливаясь в ледяную воду, обмораживая конечности до спазма, он упорно прокладывал дорогу всё дальше и дальше от истока. Шандор не оставлял святого отца, как и рыдающая Ксилла. Многие сельчане также пошли в указанном направлении. Но и многие бросили это занятие. Они потрудились три дня — достаточно, чтобы дать досужим сплетням разрастись вволю, но слишком много на одну бедовую девку.
Кое-кто уже поднялся обратно на обрыв и наблюдал сверху за неравной борьбой людей и стихии. Вода никого не щадила. Видать, и Каталину щадить не стала…
— Гляньте! — заорали с вышины.
Истерический вопль подхватил ветер и разнёс по ущелью. Почти сразу к первому голосу заторопились новые голоса:
— Каталина! Каталина! Живая!!
— Матерь божья…
Мужики поснимали шапки, бабы завизжали, дети захныкали.
Голова Шандор перекрестился. Отец Тодор замер в оцепенении.
Одна Ксилла на своих толстенных ногах понеслась по камням. Её с головой поливала горная вода. Алые пальцы, только-только отмывшиеся от кровавых следов, вновь страдали уже новыми ранами. Повязанный наискось платок растрепался, обнажив уродство. Но попадья не думала об этом.
Она смотрела на дочь, что стояла целой и невредимой на плоском выступе. Стояла и… смеялась.
— Дитятко моё! — закричала Ксилла, протирая к Каталине избитые руки.
Каталина продолжала смеяться. Она бодро спрыгнула гибкой кошкой на сухую окраину, не обратив внимания на плачущую мать. Движения её были плавны и безупречны как сама вода. Распущенные светлые волосы раздувало по ветру золотыми змеями. Жестокую улыбку ничто не омрачало, даже начавшийся дождь. Каталина шла под ним смело в одной нижней белой рубахе, что облепляла её тончайший стан самым бесстыдным образом.
— Здравия вам, честные люди, — хохотнула она красными губами на бледном лице. — Не меня ли ищете?
— Каталина?.. — хмуро глянул на неё голова Шандор и почему-то отступил на шаг назад.
— Я, — ехидно улыбнулась Каталина и зыркнула на отца с неприкрытым вызовом, какого Тодор отродясь не видал ни в чьём взгляде.
— Ты — не моя дочь… — проронил он потрясённо.
— Твоя, папенька, — улыбнулась Каталина.
— Слава тебе, боже! Слава! — примчалась Ксилла.
Она уже принялась стягивать с себя насквозь промокший тулуп, чтобы обогреть родную кровину. Однако Каталина остановила её.
— Он пусть отдаст мне свою одёжу, — и срамно показала пальцем на отца.
Ничего не понимающие сельчане то опускали глаза, то что-то бормотали себе под нос. Каталина — не Каталина. С виду — она. А говором — совсем не она. И повадками — точно не она. Да всё равно ведь живая, при свете дня ходящая. Стало быть, человек…
— Чудо… — неуверенно сказал кто-то из мужиков.
— Чудо! — подхватили бабы. — Чудо! Чудо!
Голова Шандор поглядел на сельчан, на бледного Тодора, на перекошенную Ксиллу, на улыбающуюся Каталину. Он снял свой тулуп и подошёл к девушке, укрыл её одёжей для тепла. Она облизнула красные губы и глянула столь лукаво, что сельского голову пробрало до костей от того взора.
Тем не менее, он возвестил так, чтобы все присутствующие его услышали, запомнили эти слова и передали остальным:
— Чудо к нам снизошло! Жива Каталина! И бывать свадьбе! Бывать!
Глава 13
— Христом-богом клянусь! Так и было! — горячо убеждала Илка, прижимая руки к груди и вся трясясь, что лист осиновый на ветру.
Агнешка слушала подругу, качала головой. Не то, чтобы не верилось ей в такие россказни, но и за чистую монету принимать она не спешила. Мало ли, что по углам мусолят. Ей самой выпало несчастье быть прозванной ведьмой, хотя ни ведовства, ни колдовства Агнешка отродясь не знавала.
То, что Штефан заклинает силы природные, так это дар его. Мольфар не выбирал себе участи по нраву. И даже обучить дочь при всём желании не смог бы. Говорил, только по смерти, да и то — лучше б иного преемника найти, потому что доля мольфарова тяжкая. А Штефан совсем иной участи желал для единственной дочери.