Кровь течёт по ногам, кровь идёт из её рта, кровь сочится из глазниц.
И при этом Каталина смеётся. Смеётся!
Она смеялась, разрываемая дичайшей болью. Болью, которая убила её. Болью, которая её воскресила. Которая вернула Каталину в мир живых, чтобы совершить правосудие.
— Что ты такое?.. — снова задал отец Тодор вопрос, который уже неоднократно задавал своей-не своей дочери.
— Смерть твоя, — прошипела она, булькая кровавыми пузырями на губах.
Все пальцы на её руках и ногах посинели и вздулись, что налитые после дождя черви. Почти облысевшая голова вращалась непрерывно. Зубы валились изо рта.
Отец Тодор поднёс триперстие ко лбу, принялся креститься, зашептал молитву. А Каталина, или скорее — чудовище, бывшее ею, стала медленно обходить по кругу священника.
— Ты всегда был самым грязным грешником из ныне живущих, — шамкало беззубым ртом чудище. — Ты пошёл в церковь отмаливать свои грехи, потому что верил, что тебе простятся смерти невинных девушек, которых ты обесчестил и убил. Но в Боровице ты нашёл много новых соблазнов, да, отец Тодор?..
— Господи помилуй… Господи помилуй… — шептал белыми, точно снег, губами священник. — Господи помилуй…
— Ты — само зло! — выкрикнула Каталина. — Ты всегда был жестоким и бесчестным! Ты никогда не знал, что такое святость…
— Замолчи, — умолял он, выскуливая себе хотя бы немного милости. — Замолчи, бес!
Тодор внезапно вскочил на ноги. Его рёв пришёлся точно на движение рук, удерживавших крест. Он сделал резкий выпад и тычок, вперёд — прямо в грудь Каталине, прямо в её сердце.
Тяжёлый металлический крест вонзился в разложившуюся плоть, пробил насквозь. Тодор навалился всем своим телом, и Каталина полетела спиной в стену. И уже там замерла. Окончание креста вошло в дерево, надёжно пригвоздив к иконе позади Каталины её останки.
Изломанные руки мгновенно обвисли будто верёвки. Голова осталась лежать боком на левом плече. Пальцы ног снова не доставали до пола. Каталина вновь как бы парила, но уже не в лёгкости и не в бесовском веселье. Она замолчала.
Отец Тодор разжал ладони, сделал шаг назад. Его пальцы, его лицо, его ряса — всё было в крови. В крови собственной дочери.
И теперь он снова видел перед собой Каталину. Не чудовище, не адское отродье, а маленькую девочку, что породило его отцовское семя, и которую он только что убил.
Каталина медленно-медленно моргнула.
— От..т..тец…
Священник затряс головой, а потом схватился за виски.
— Каталина… — выронил он, всего на миг заметив хорошо знакомое ему неуверенное движение губ, Каталининых губ, когда она заикалась. — Нет… Нет! — заорал он в пустоту храма.
Глянув на алтарь, на прикованную раздетую девушку, отец Тодор осенил себя крестом.
Затем бросился открывать двери, а затем скрылся за ними и тут же запер.
Теперь он бежал. Бежал быстрее быстрого. Бежал с озверелыми глазами, в которых отныне стоял подлинный ужас.
Глава 18
Ещё, ещё немного, ещё… Ну, хоть чуть-чуть!..
Руки совсем затекли и занемели. Запястья горели огнём. Распластанная на алтаре Агнешка пыталась высвободить хотя бы одну руку, но боль мешала ей, отнимала даже те крупицы сил, что ещё уцелели.
Однако тонкие ладони взмокли от пота, а верёвка уже чуть истрепалась, узел ослаб.
Издав, нечеловеческий стон и скрутив пальцы так, что они едва не раздавили друг друга, Агнешка всё-таки выдернула из верёвочной петли правую кисть, а с левой справилась ещё быстрее. И, наконец, пленнице удалось слезть с алтарного стола.
Холод ударил ей в стопы, когда она спрыгнула на пол. Осознание своей наготы и беспомощности ранило страшнее, чем давешние пытки. Утерев с глаз последние слёзы, Агнешка отыскала в углу брошенный там тулуп, завернулась в него.
Заледеневшие истерзанные конечности отказывались слушаться, но она всё-таки побрела вперёд. Происходившее в стенах церкви было знакомо ей по звукам, но пригвождённую к стене Каталину Агнешка увидела лишь сейчас.
Несчастное обескровленное тело болталось, будто бы прибитая гвоздём тряпица. И настолько бесчеловечно, страшно и зверски выглядела эта картина, что Агнешка даже не смогла толком испугаться.
Её мутило, и вместе с тем острое чувство жалости не давало отвернуть взор. Агнешка смотрела на обезображенный труп и тихонько всхлипывала, боясь представить, какие муки испытывала эта бедная девушку. Её лицо до сих пор искажала мученическая гримаса, повествующая о боли и страдании.
— Подойди… — вдруг произнесла Каталина.
Агнешка шарахнулась прочь, зацепила ненароком высокое кадило, которое с грохотом повалилось на пол, рассыпая свечи. Страх сжал её изнутри. Агнешка затаила дыхание, ожидая, что произойдёт дальше.