— Забери дочь домой в Изенгард, Саруман, она уже нагулялась. Силой не получится — лучше не пробовать — но ты постарайся уговорить, не пустой же звук слава о твоем красноречии?
Представшее перед глазами бесстрастное лицо Владычицы Лотлориэна заметно скривилось — Галадриэль на мгновение замолчала, поджав губы.
— Отвратительно… отвратительнее только рожать детей от собственного… Но до этого, к счастью, не дойдёт. Надо было тебе все же ненадолго отвлечься от бесполезных экспериментов и объяснить ей, как должна себя вести твоя наследница и в чем разница между порядочной девушкой и шлюхой.
— Ты о чем, Галадриэль? — раздраженно переспросил сбитый с толку маг. Услышать от Галадриэль слово «шлюха» он ожидал даже меньше, чем всего остального — Саруман и не предполагал, что она его знает. Видимо, хотя Владычица и выглядела спокойной и уверенной, это было далеко не так. — Если это то, что тебя волнует…
— Конечно, нет. Думаю, она сама хочет вернуться в Изенгард, и ты убеди ее остаться. А Боромиру стоит поторопиться в родной Минас Тирит… пока гондорская твердыня еще не пала.
— Она падет и с ним столь же быстро. Не понимаю, на что ты рассчитываешь, Галадриэль, и зачем тебе это. С Мордором бороться бессмысленно, я уже говорил.
И причем тут моя… Силмэриэль? Что им от неё надо?
Саруман поморщился, потирая внезапно заломившие виски. Бороться бессмысленно, и пытаться примкнуть тоже. Саурону нужны рабы, а не союзники… наверное, Властелин Мордора и правда сумел помутить его разум через Палантир — девчонка и Гэндальф в чем-то правы. Но выхода все равно не было, никакого. Только быть покорным рабом Властелина Колец, или бежать в Валинор, где ему, возможно, уже нет места… ну, или умереть, став неприкаянным бесплотным духом. Или то, на что ранее намекала Галадриэль, очень хотелось бы верить, что она все же лишь пугала его.
— Боромиру пошла на пользу стрела твоего полуорка, сам увидишь. Когда познакомишься с возлюбленным своей невоспитанной дочки.
— Мы давно знакомы, — пробормотал Саруман, думая о способном отчасти вернуть душевное равновесие кубке доброго вина. Какая досада, что проклятый смертный непонятно почему жив, и даже…
— В этом качестве — нет, — криво усмехнулась Галадриэль, и тут же ослепительно заулыбалась, искренне радуясь непонятно чему.
========== Часть 19 ==========
Спать здесь нельзя, как ни жаль, и делать… то, что они все же сделали — мысленно назвать вещи своими именами не получилось, щеки предательски вспыхнули от нахлынувшего жара — тоже не стоило. Плохое это место, небезопасное — назгулы еще где-то поблизости, твари всякие водятся, и отцовские полуорки могут нагрянуть в любой момент. Позволить усталому сознанию ускользнуть в мир грез, удобно устроившись на груди любимого — она до сих пор не знает его имени — так заманчиво… и страшно, что волшебный сон наяву истает, как туман в лощине.
Силмэриэль неохотно подняла голову, клонящееся к закату желто-красное солнце ударило по глазам, на мгновение ослепив. Хоть сколько-нибудь испортить настроение такая мелочь не могла, все было… слишком идеально, слишком много, сразу и только ей, мучительно недосягаемого, о чем она долгие годы могла лишь мечтать и тосковать, и злиться на не обделенных чудесными дарами судьбы.
Только бы она вдруг не проснулась в Изенгарде от отдающегося острой болью в висках недовольного отцовского голоса. Саруман всегда был ею недоволен, что бы она ни делала и как бы ни старалась. Это же был не сон, да? Пусть всего один раз за ее почти бесконечную жизнь, но не сон.
Стараясь не дышать, хотя это и было глупо… ну или бесполезно, Силмэриэль обвела пальцем контур губ, еще несколько навек ускользнувших мгновений назад целовавших ее — совсем не таких, как у Боромира, надменно изогнутых, с чуть опущенными вниз уголками. Вызванная даже самым сильным эликсиром страсть не туманит разум вечно — проходит, рассеивается, как морок, если ее утолить… и без этого тоже. Вдруг она впредь не увидит в его взгляде ничего, кроме насмешливого равнодушия прежнего Боромира?
Неужели и сбывшаяся детская мечта о невозможном — встреча и соприкосновение с частью себя в чужой душе — лишь навеянная любовным эликсиром иллюзия? До сих пор она знала об этом лишь из мыслей роханцев — почти все рожденные деревенщинами мелкие оборванцы познавали ласку и заботу любящих матерей. А повзрослев, встречали возлюбленных, заставлявших сердце биться чаще, и никто не мешал им быть вместе недолго и счастливо, весь скоротечный человеческий век.
Как же ей хотелось увидеть пожирающий деревни смертных огонь и заставляющие их истошно визжать блестящие от оранжево-красных отблесков орочьи ножи.
— Но уже не хочется?
— Не очень. Пусть живут.
И тоже будут счастливы, ей не жалко.
Ледяная игла страха на миг уколола грудь, и тут же растаяла… светлый волшебник превзошел сам себя, смешав эликсир невероятной силы, или их правда… что-то связывает? Зрачки мгновенно расширились в такт легко и радостно забившемуся пульсу, наслаждаясь лаской отражения — темнота разливалась в черных глазах неБоромира так завораживающе похоже, и… неужели наполняла сердце любовью так же, как и ей? Тьма не может никого любить и сострадать, она всегда это знала и примирилась с неизбежным, но полюбить саму себя в другом… возможно, все-таки может? Или как иначе назвать то, что она чувствует и видит?
— У тебя не получится притворяться Боромиром, если ты не всегда выглядишь, как он.
И хорошо… как же это хорошо.
Силмэриэль чуть отстранилась, жадно впитывая взглядом почти по-эльфийски правильные черты, лишь чуть более жесткие. Если бы не пересекающий щеку давний шрам, похожий на царапины, и неразглаживающиеся полностью даже от ее ласк презрительно-надменные складки между бровями и у рта, идеально красивые, но так только лучше.
— Нет, не становись им… подожди еще! Тут никого нет, а ты мне больше нравишься.
Как и много раз до этого, лицо лжеБоромира на глазах изменилось, вновь становясь привычно-человеческим. Но она, кажется, знает, как все исправить. После секундного колебания — недавно пугающе незнакомое еще не стало привычным — Силмэриэль села на него сверху, прижимаясь вплотную, и, низко наклонившись, прильнула к губам: — Вот видишь! Ты становишься собой, когда хочешь меня. — Зачем она это сделала, тут же ускользнуло из сознания, как нечто мелкое и совершенно неважное.
— Курумо… Саруман не станет… прибегать к твоим методам. — Майа коротко рассмеялся. — У него ничего не выйдет, — невозмутимо ответил он на не произнесенную вслух шутку, поглаживая ее по спине. — Тебе уже не страшно?
— Нет, — Силмэриэль широко раскрыла по привычке зажмуренные глаза. Что ее тело словно само по себе сделает такое, удивило всего на миг… не ставшее привычным ощущение заставило выгнуться, отклоняясь назад, и задержать дыхание. — Мне не было больно, совсем… это все магия, да?
— Может быть.
Она уже не ожидала услышать ответ и почти совсем забыла о не располагающей к любви реальности. Лицо призванного ею — все равно откуда, она в любом случае рада — окончательно стало его собственным и заметно исказилось, словно ее слишком медленные и осторожные движения скорее мучили, чем дарили наслаждение. Ей было хорошо и так, непривычное ощущение наполненности все еще немного пугало, а расходящиеся вдоль позвоночника до самых кончиков пальцев волны удовольствия туманили разум. Было давно пора идти… куда-нибудь, в Изенгард, наверное, пока ничего не случилось, а не…
— Очень хорошо, что не страшно, — с трудом пробормотал неБоромир, и легко перевернул ее на спину. — Помучаешь меня в более подходящем месте.
— А сейчас ты… помучаешь меня? — Силмэриэль слегка испугалась слишком крепких объятий и огненных отблесков в глубине нечеловечески-черных глаз, хотя в самый первый раз ей не было больно, и даже почти понравилось — многое ускользнуло от сознания, как после большой порции растворителя Сарумана.