Ты ещё кое чего не видел… пока.
Владычица плотнее зажмурилась, и порывисто вздохнула от прошедшего дрожью вдоль спины сладкого мстительного удовольствия, почти нестерпимо острого. Возможно, Тьма действительно исказила ее душу, светлые не умеют и не должны наслаждаться чужой болью, но это сильнее ее. Или для него можно сделать исключение, естественная чистая радость от справедливого воздаяния не делает ее темной?
***
— Чем ты тут занимаешься, Силмэриэль?
— А… — кажется, отец начал что-то говорить, как только до сих пор знакомое лишь по мыслям орков и смертных удовольствие разошлось жаром от низа живота до кончиков пальцев, на несколько мгновений помрачив сознание. Осознав, что лежит в расшнурованном платье среди ухмыляющихся полуорков, она попыталась запахнуть корсаж чуть дрожащими от… всего руками, пряча стыдливый румянец за упавшими на лицо волосами. Впрочем, откровенно зубоскалить и обмениваться похабными шуточками полуорки на этот раз не стали, явно опасаясь чего-то.
— А ты? — невозмутимо поинтересовался ничуть не смутившийся в отличие от нее… она пообещала не произносить его имени, даже мысленно, но оно словно знакомо ей. Похоже… не получается вспомнить, на что.
Силмэриэль захотелось расцеловать его за сбивший апломб с Сарумана незамысловатый ответ и принявшее приличный вид от мимолетного прикосновения платье. Как папа может их видеть, неужели все-таки нашел проклятый Палантир?
— Штаны надень! — злорадно ухмыльнулся маг. — Самоуверенности в тебе больше, чем раньше, хватит на сотню наместников, только одет неподобающе.
Силмэриэль бросила быстрый взгляд на возлюбленного и, осознав справедливость отцовского замечания, невольно захихикала, прикрыв рот ладонью.
— Ты любишь своего папу, Силмэриэль? — до приторности вкрадчивым шепотом спросил неБоромир. — Или только Изенгард?
— Может, стоит снова познакомить тебя с моими стрелами, Боромир, если в первый раз не научился хорошим манерам? — раздраженно продолжил задетый дерзким ответом Саруман, не заметив пока ничего странного в старом знакомом. Словно вспомнив что-то неприятное, Белый маг осекся на полуслове и продолжил другим, почти по-настоящему радушным тоном: — Вижу, это недоразумение придало тебе храбрости, так необходимой защитникам Гондора. Им осталось рассчитывать лишь на это… Хотя с Сауроном бороться бессмысленно, — с искренней грустью закончил Саруман.
— Нет, — быстро ответил новый сын Дэнетора, сверкнув предательски почерневшими глазами.
— Почему тебе больше не наплевать на смертных, папа? — Силмэриэль мгновенно вскочила на ноги, словно не засыпала от истощения всех сил ещё совсем недавно. — Не надо с ним бороться, он… сам развоплотится, когда уничтожат кольцо. А Минас Тирит…
— Не жалко? — как обычно закончил за неё неБоромир, обнимая за плечи. — Ты права, но… дело не в нем. Не бойся, тем более за меня.
========== Часть 20 ==========
— Милый, ты скажешь папе, что… — даже на то, чтобы закончить короткую фразу, дыхания не хватило.
Обратный путь в Изенгард отличался от похожего на сон ночного полета на орлах, как жаркий летний полдень от туманно хмурого утра поздней осени. Второе за до смешного недолгую для айну жизнь путешествие измотало ее окончательно — полуорки бежали без остановки не разбирая дороги — заснуть или даже просто отдохнуть, когда тебя немилосердно трясут, неудобно пристроив на плече, не было никакой возможности. Но не идти же пешком, а лошадей только в Бри найти можно, слишком долго туда добираться и незачем. Да и не пробовала она до сих пор верхом ездить, хотя очень бы хотела, не держи отец ее взаперти в Изенгарде. Может, когда-нибудь…
— Он сам поймет. — Неприятно застивший зрение мутный туман сделал любимые (в любом виде) черты расплывчатыми. — А лошади…
— С драконами им не сравниться, я уже знаю. — Силмэриэль поморщилась от промозгло-неприятной головной боли и пошатнулась, когда Луртц не слишком бережно поставил ее на ноги. Что откуда-то все же найдется немного сил улыбнуться, было сродни чуду. — Они лучше всех… как и ты.
Заметно дрожащие пальцы неловко коснулись колючей щеки прежнего Боромира, сердце дрогнуло, согреваясь нахлынувшим теплом… то, что новый и по-настоящему любимый присвоил облик прежнего, больно ранившего ее чувства, можно считать особой формой торжества справедливости?
— Это ненадолго, — то ли мысленно, то ли просто очень тихо пообещал чем-то (она обязательно вспомнит чем, когда отдохнет) известный майа, или… нет, не вала, такого не может быть. Согревающие знакомым успокаивающим и головокружительным жаром руки легко поддержали ее, не дав потерять равновесие и подняли, позволив наконец расслабить онемевшие мышцы и вспомнить совсем не далекое детство.
Очертания уходящей в туманную высь предутреннего неба башни терялись в волглой серо-черной мгле. Силмэриэль с некоторой опаской — резкое движение могло усилить боль в затылке — запрокинула голову, но рассмотреть венчающую Ортханк любимую смотровую площадку не удалось. Тихая радость от возвращения в единственное родное и знакомое место Средиземья разливалась в груди, вытесняя тревогу от неизбежной встречи с отцом.
— Я говорил, что ты недалеко уйдешь… дочка. — Словно доселе скрываемая милосердным туманом фигура отца в неизменной белой мантии на вершине лестницы заставила по привычке испуганно замереть сердце. А дочкой он ее до сих пор ни разу не называл… или так редко, что стерлось из памяти. Хотя вряд ли она такое забыла бы, все выпадавшие на ее долю теплые и счастливые мгновения бережно хранились на дне души.
— Тебе нужно восстановить силы. — Почему в детстве ей не довелось сладко заснуть на заботливо не позволивших упасть с ног от усталости надежных руках? Саруман только злился на нее и недоглядевшего за ней помощника, а на руках слуги, хотя он и держал дочь хозяина почтительно и осторожно, все было совсем не так. А сейчас она на мгновение вновь почувствовала себя маленькой, только счастливой, блаженно защищённой от отцовского недовольства.
— А тебе нет? — вяло спросила Силмэриэль, потеряв интерес к ожидающему у двери отцу. Саруман недовольно нахмурился, сложив руки на груди, но ей стало все равно. Глаза неудержимо слипались.
— Нет. — Живительно-теплая, в отличие от холодных рук Сарумана, ладонь накрыла глаза, окончательно прогоняя в мир снов остатки из последних сил бодрствующего разума. Прикосновение магии приятно щекочущим дуновением тронуло сомкнувшиеся веки и прошло легкой дрожью по спине.
Растерявшийся от бесцеремонного поведения гостя (не ясно пока, гостя или пленника, но неопределенность в столь важном вопросе ничуть не волновала молодого человека), Саруман лишь молча смотрел, как не удостоивший его приветствием сын Дэнетора подхватил Силмэриэль на руки, словно она ничего не весила, легко поднялся по лестнице и без приглашения зашёл в башню. Даже не взглянув на полноправного хозяина Изенгарда, великого мага Сарумана Белого, будто это и не он собственной персоной стоял у двери, а какая-то старая пыльная статуя.
— Если я не ошибаюсь, ты пока не хозяин здесь, Боромир, — приторно вежливо произнес Саруман, заглядывая в странно поменявшие цвет глаза. Ставшего заметно нахальнее и невыносимее гондорца все сильнее хотелось сбить с ног нетерпеливо пульсирующим под ладонью в рукояти посоха разрядом, а еще лучше — отправить подумать о жизни на смотровой площадке.
Или ошибаюсь…
Саруман чуть было не закашлялся и нервно сжал ладони, стараясь как можно плотнее переплести пальцы — желание поставить на место обнаглевшего юнца улетучилось без следа, как горстка пепла на ветру. Хорошо и раздражающе знакомый взгляд павшего от стрелы Луртца любимого сына Денэтора раздражал лишь глупой заносчивостью смертных — замораживающей душу тьмы в нем не было, и не могло быть. Такой же, как вытеснившая все человеческое чернота в глазах чуть не убившей его собственным посохом Силмэриэль. Он почти не держит на нее зла, непонятно почему, но это…