— О Эру, Силмэриэль, с кем ты связалась? — одними губами прошептал маг, не подумав, что поразительно спокойно и крепко спящая девушка услышать его не может, а скрывающаяся под личиной Боромира пугающая сущность не должна.
И ему совсем не хочется узнавать, что же это за сущность, пусть остается смутной догадкой, а просто как можно скорее выполнить указание Галадриэль — невыносимо раздражающее и ранящее гордость самим фактом, что она ему приказывает, а он вынужден послушаться, но теперь уже все равно. Главное, Владычица хочет отправить ставшего непонятно кем Боромира подальше от Изенгарда, в Минас Тирит, и он жаждет того же, возможно, даже больше нее. Галадриэль еще ответит за это — потом, может быть. Такая мелочь… уже не важно.
А там, дай Эру, Саурон покончит и с Гондором, и с носителем пробирающей до костей тьмы, если совсем уж повезет. Потом проклятое кольцо Всевластия сгорит в пламени Роковой горы, возомнившей себя наместницей Илуватара эльфийке останется только убраться в Валинор, он же будет спокойно создавать полуорков и править Роханом, и Силмэриэль никуда… Надоевший за многие столетия облик старца можно и нужно будет сменить за ненадобностью, благо Белый Совет и Саурон останутся лишь в неприятных воспоминаниях.
Даже и не вспомнить, когда он в последний раз уносился так далеко в своих мечтах. Неразумно, и неосторожно забываться, когда опасности и проблемы окружают со всех сторон, и любой неверный шаг…
Саруман содрогнулся всем телом, еще крепче сжимая посох. Если он, не дай Эру, недостаточно хорошо закрыл сознание… хотя вторжение чужой воли не осталось бы незамеченным, он же не глупая наполовину человеческая девчонка.
— Нам нужно побеседовать, Боромир, а ей поспать, — призвав на помощь все свое красноречие, с казалось идущим от сердца мягким дружелюбием, приправленным беспокойством и чуть извиняющимися нотками, произнес Саруман. — Не стоит терять время, вспоминая прошлое, когда настоящее и будущее туманно и неопределенно. Я видел тебя в Зеркале… расплывчато и смутно, но то, что удалось рассмотреть, нельзя истолковать как-то еще.
Возлюбленный глупой девчонки небрежно кивнул и, не спрашивая дороги и разрешения, поднялся по ведущей в ее комнату лестнице. Не проявить удивления и недовольства, особенно досадной и огорчительной влюбленностью дурочки — она и понятия не имеет, в кого — оказалось нелегко, но, больно оцарапав ногтями ладонь, Саруман даже мысленно остался добродушно не наблюдательным старым волшебником.
Лгать было опасно, и чревато крушением становящихся с каждой минутой все милее сердцу планов, но Саруман Белый сказал чистую правду… какая ирония. Способности заглядывать в будущее изобретенное им на свою голову Зеркало так и не обрело, увы, но несколько быстротечных мгновений понаблюдать за Владычицей Галадриэль все же получилось.
***
— Я только сейчас понял, что именно видел. Пытаться разглядеть через Зеркало показанное другим Зеркалом — звучит как нечто безумное, а не просто невозможное. Я не стал бы тратить время на бесплодные попытки, у меня была совсем иная цель, но судьба сама распорядилась…
Это уже становится традицией.
Почти забыв о сковавшем разум и сердце необъяснимом страхе — так боятся таящихся в темных углах чудовищ человеческие дети, странно, что Силмэриэль ничего не чувствует — Саруман поднялся с кресла, с трудом поборов желание несколько раз пройти лабораторию из конца в конец. Это было бы странно и невежливо, и выдало его чрезмерное волнение. Достигнутый успех — его Зеркало не бесполезная трата времени, эльфийке стоит взять назад свои оскорбительные слова — и осознание собственной гениальности на миг опьянили, вызвав почти непреодолимое возбуждение.
До глубины души задетый высокомерием Галадриэль — «бесполезных изобретений», «хотел стать большим, чем тебе дано, и заполучить то, что тебе не положено» — приторно-сладкий голос поселился в голове надсадным жужжанием надоедливой мухи — Саруман решил во что бы то ни стало доказать обратное. Самому себе, и ей… когда использует увиденное к своей выгоде.
— Чтоб тебя Балрог драл, ведьма! И не когтями, — сквозь зубы неприлично ругался уязвленный маг, снова и снова пытаясь найти способ заставить Зеркало показать не нечто случайное и бессмысленное, а нужное место… в настоящем. Лотлориэн, надежно сокрытый за стволами мэллорнов и сетью колдовства слишком много возомнившей о себе ученицы Мелиан. Связываться со смещением во времени он больше не собирался, одного раза хватило сразу и навсегда.
На быстрый и легкий успех Саруман не рассчитывал, был полон решимости экспериментировать до скончания мира, если понадобится, но не признать фиаско. И капризная судьба, или собственная гениальность (в чем именно причина, Белый маг и не думал усомниться) вновь пришла на помощь.
Когда от напряжения начала кружиться голова — попытки незаметно дотянуться осанвэ до Галадриэль высасывали силы катастрофически быстро — Зеркало потемнело, став непроницаемым, и отразило знакомую стройную фигуру в снежно белом платье, с рассыпавшимся по закрытым жемчужно-серым плащом плечам золотом волос. Владычица стояла у знакомой, всю жизнь раздражавшей его каменной чаши, вглядываясь в мелькающие в глубине тени.
Блаженное ощущение победы (это была еще далеко не настоящая победа, но все же) заставило на миг воспарить над вершиной Ортханка в ставшую вдруг доступной небесную высь, и чуть было не сбило вожделенную картинку. Рассмотреть удалось немногое, Саруман сначала не понял, что это могло значить и до сих пор считал моральное удовлетворение (рукотворное Зеркало не бесполезно, да, и Галадриэль вполне уязвима для него) своей единственной наградой.
Крылатые черные тени, скользящие над гордо выдающейся из скалы, как киль корабля, доселе неприступной белой крепостью, и странно перекосившееся лицо Боромира, точнее, не Боромира.
Так тебе и надо!
Пьянящее злорадство чуть было не ударило в голову, но Саруман сумел взять себя в руки, пригубив лишь крохотный глоток сладчайшего чувства — он расскажет восставшему из проклятой тьмы совсем о другом, а об этом… ни к чему.
— Твой брат, Фарамир, встретит Хранителя кольца в Итилиэне… или ты можешь сделать это вместе него. И не дать Майрону обрести свое утраченное всевластие. — Саруман чувствовал, что этот удар достигнет цели, а понимать, почему, совсем не обязательно. Нет никакой необходимости облекать это знание в слова. — Или тебе безразлично?
Саруман постарался произнести последние слова невозмутимо-будничным тоном, как осведомился бы, не желает ли гость вина, и отвернулся к заполненной лишь водой чаше, любовно проведя ладонью по камню. Погружать взгляд во вспыхнувшую проклятым пламенем тьму в некогда человеческих глазах было пугающе неприятно, и ни к чему.
— Оставь мою дочь со мной, в Изенгарде… — заставлять голос звучать с нужными интонациями не было нужды. Он действительно этого хотел, хотя и по иной причине. — Я позабочусь о ней, как раньше… лучше, чем раньше. Я был излишне суров с ней, но для ее же пользы… и для твоей, — не удержался от небольшой гадости маг. — Не позволял знакомиться с роханскими конюхами, и впредь не позволю. Досадно быть с девушкой после них… такому, как ты.
— Мы потом поговорим о твоей дочери, Саруман, — пугающе спокойно произнёс… Боромир, очень хотелось делать вид, что это он, чтобы неконтролируемый страх не захлестнул с головой.
— Прости… я неудачно пошутил, — поспешно добавил Саруман, слегка побледнев. Горло на миг сжало леденящее прикосновение, и почти неразличимые, отдавшийся тупой головной болью картины замелькали в сознании. — Волнение помутило мой разум. То, что Саурон вот-вот захватит Средиземье и станет непобедим, печалит меня… с каждым днём все сильнее. Я бывал излишне жесток с Силмэриэль, но с самого рождения лишь я заботился о ней. С тех пор, как…
Саруман мысленно ударил себя по губам — ненужная откровенность всегда лишь во вред — и, дав взгляду отдохнуть на вновь любимом изобретении, продолжил: — Силмэриэль будет неуютно в Минас-Тирите, если ты оставишь ее там одну. И опасно… полукровка слишком привязана к данному от рождения телу.