— Этот мир почти обречен на всевластие Тьмы, Силмэриэль… но ты можешь помочь, пока еще не поздно. Если оставишь Минас Тирит и последуешь за мной.
— Последую за тобой… — без всякого выражения повторила Силмэриэль, поедая светлого волшебника взглядом до предела широко распахнувшихся глаз. Противоречивые мысли и чувства смешались, не давая произнести ничего связного.
Нежданное предложение вызвало странную, неправильную радость — побег из Минас-Тирита, ставшего для неё темницей, часто виделся в смутных предутренних снах. Сбежать хотелось не одной, разумеется, но… Мудрый светлый маг, не единожды спасший ее и позволивший заглянуть в полный любви и добра мир, не может желать зла, и ошибаться.
— Но мой… — Силмэриэль запнулась и чуть покраснела, подбирая слова.
— Твой жених просил тебя не покидать Минас Тирит? — мягко закончил за неё маг, опуская на поднос опустевший кубок. — Он слишком беспокоится за тебя, считает всего лишь слабой девочкой, нуждающейся в защите. Я знаю, что это не так, в тебе есть сила и смелость… и Свет. Но так ли это, и чего ты на самом деле желаешь — решать тебе.
— И я же вернусь сюда, к нему… да, Гэндальф? — желая придать себе решимости, маг не мог провидеть все, прошептала Силмэриэль.
— Конечно, девочка, — Гэндальф глубоко вздохнул, излишне крепко сжав ее плечо, — и ты наконец узнаешь правду… о своём отце.
========== Часть 23 ==========
— О моем отце? — Силмэриэль судорожно схватилась за рукав Гэндальфа, ощутив почти незнакомую (терять сознание — удел смертных дев) слабость в коленях.
Маг решил вывалить на нее все сюрпризы сразу, погребя под завалами без шанса на спасение? Или все только начинается? Томительное нехорошее предчувствие шевельнулось в груди, охладив загоревшееся предвкушением перемен и победы (разве может быть иначе?) сердце.
— Ты знаешь кто он… скажи мне сейчас!
Этот вопрос стал не столь важен для неё, как ещё недавно, но маг растравил любопытство, и вызвал невольный холодок в груди многозначительным тоном. Окружающие со всех сторон загадки… (или загадка на самом деле одна?) омрачали украденное у судьбы счастье, как набегающие облака переменчиво-солнечный осенний день.
— Чуть позже, Силмэриэль, в свое время. Оно уже пришло… почти.
Гэндальф замолчал, тревожно прислушиваясь к чему-то, ощутимому лишь для него:
— Ты последуешь за мной?
— Д… — Силмэриэль замолчала, не договорив. Знакомое, томительно желанное прикосновение к сознанию, еле ощутимое и мимолетное, превратило настороженно чуждую гондорскую крепость в сказочный сад из детских грез. Она уже согласна была умереть… за возможность почувствовать его еще раз. — Гэндальф… я…
Силмэриэль до боли сжала ладони, во что бы то ни стало желая вновь поймать и продлить миг слияния мыслей и душ. Ей же не показалось от сводящего с ума страха и одиночества? Она очень хочет помочь другу и спасти живой мир от истребления, но… он уже скоро вновь обнимет ее, и… полчища Саурона не будут больше страшны никому здесь, и Гэндальфу не понадобится помощь.
— Твой жених еще далеко, Силмэриэль, и ему предстоит немало испытаний. Подожди… это поможет тебе успокоиться и обрести ясность ума.
Гэндальф на мгновение отвел глаза, еле заметно дрогнувшей рукой доставая из кармана непрозрачный флакончик густого черно-серого цвета. Эликсир? Силмэриэль до сих пор не замечала за ним особой любви к главному (после полуорков) увлечению Сарумана. Хотя любовный удался ему лучше, чем кому-либо еще в этом мире.
— Выпей, — ласково улыбающийся Гэндальф приобнял ее за плечи и, слегка надавив, усадил в мягкое кресло.
Все еще пытаясь вновь поймать осанвэ, Силмэриэль зачарованно следила за играющими на поверхности пузырьками — вино словно вскипело от неизвестного эликсира, чуть было не выплеснувшись на руку волшебнику.
Посеребренный край коснулся губ — Гэндальф решил напоить ее с рук, как ребенка… в детстве так никто никогда не делал, или она не помнит. Силмэриэль послушно зажмурилась, глотая ставшее почти безвкусным вино. Окажись оно невыносимо горьким — наслаждение согревающей и возвращающей в безмятежно-невинное состояние родительской заботой перебило бы неприятные ощущения.
***
«Или предоставить коротышек их судьбе? Им же хуже — все равно недалеко уйдут. Стоит ли марать меч в крови полуросликов, еще более жалких, чем люди — как мышь зарубить, или комара?» — НеБоромир брезгливо скривил губы, отводя взгляд от полных неприкрытого ужаса неестественно выпученных глаз хоббитов.
Сжимающая отразивший солнце ярким бликом гондорский клинок рука замерла в секундном колебании. И не на волос не дрогнула, мгновенно развернув острие в сторону предательски качнувшихся кустов на склоне.
— Господин! — запыхавшийся воин в черном плаще с гербом Гондора Белым древом на груди замер, почти не дыша, напуганный отнюдь не смертоносной сталью, а парализующей волю Тьмой во взгляде наследника трона наместников.
И прекрасно.
Грубо пролистывать теснящиеся в головах аданов мысли чуть менее неприятно, чем беседовать с ними. Торопиться на помощь брату удачно погибшего бывшего возлюбленного Силмэриэль никакого желания не было — Фарамир видел и понимал гораздо больше, чем нужно… и слишком нравился ей. Но у Гондора и так мало воинов, слишком мало.
— Пусть отступает в Минас Тирит, как можно скорее. Биться за Осгилиат бессмысленно, его не удержать.
Дотянуться осанвэ до Фарамира и, тем более, Силмэриэль, он ни разу не пробовал — воздержаться от последнего стоило неимоверных усилий. Но в кишащем шпионами Майрона Итилиэне выдавать себя раньше времени было слишком опасно, он тогда мог захотеть… лучше даже не облекать в слова, чего. С ней ничего не случится в ни разу не захваченной врагами Белой крепости под надзором Дэнетора и слуг, еще совсем недолго.
— Наместник Дэнетор…
Проклятье! Обезумевший от внушаемых Майроном видений в темной глубине Палантира, или жажды власти и почестей потомок жалкого рода вечно вторых все больше мешал… пытаться осуществить и без того почти невыполнимое. Теперь Наместник готов обречь на смерть бессильный перед надвигающимся несметным войском гарнизон Осгилиата, и своего единственного еще живого сына. Их гибель в рукопашной схватке будет до отвращения быстрой и бессмысленной.
Как смерть мелких хоббитов от его оскверненного столь недостойной жертвой меча. Он бы и не вспомнил о них более, если бы не дотронулся случайно до бьющихся в лихорадочной агонии страха мыслей. Они даже не сумели сбежать, пока он отвлекся, и мешали сосредоточиться, еще больше портя настроение.
— Вы убили их, не касаясь? — сдавлено прошептал побледневший воин, держась за шею, словно его душила невидимая безжалостная рука.
— Нет, — отрывисто бросил неБоромир, неохотно убирая меч в ножны. — Только показал кое-что занимательное. Приведи коней.
До объяснения он снизошел исключительно потому, что иначе адан упал бы навзничь рядом с хоббитами, возможно, даже замертво, а терять воина без необходимости незачем, пусть сначала убьет хотя бы одного орка Майрона. Коротышки придут в себя, наверное, когда оправятся от увиденного, если хищники или орки не найдут их раньше. Это совершенно не важно, он и так уделил им слишком много внимания.
***
— Уводи воинов в Минас Тирит, Фарамир! Или одобрение отца тебе дороже всего вашего жалкого народа, болван?
Ты все равно его не дождешься, никогда.
Последнюю фразу он бы выплюнул в лицо «брату» с особым удовольствием, хотя странно и глупо, что какой-то адан столь сильно его раздражает. Именно поэтому. Они с Силмэриэль очень хорошо поняли и приняли друг друга… слишком хорошо, поделились болью и обидами нелюбимых детей. Гондорский витязь мог бы проявить больше силы духа, а не ныть, как с рождения лишенная родительской ласки девушка.
Сколь-нибудь всерьез беспокоиться, что Силмэриэль может предпочесть адана — верх глупости… Как же они глупы, если даже частично уподобиться смертному так опасно для ясности ума. Хотя устроенный Дэнетором перед походом пир — наместник захотел торжественно проводить сыновей за победами, особенно его — и закончился счастливее, чем можно было мечтать, весть о гибели Фарамира исключительно порадует.