- Тебе не страшно, нет?
Она расхохоталась.
- Мне? Страшно? Как такое могло прийти тебе в голову! Я считаю, мы живем, чтобы наслаждаться жизнью, понимаешь? И именно мы попадем на небеса, а не те, кто приносит людям одни несчастья.
- Как же ты добралась до Лондона?
- На попутных экипажах. По дороге я подрабатывала там, где останавливалась. Большей частью - в гостиницах. Мне удалось скопить немного денег на оставшуюся часть пути. И вот я - в Лондоне. Сначала я работала в одном кафе, здесь неподалеку. Туда часто заходили люди, возвращающиеся из театра. Там был один человек - обычный посетитель, ничего особенного - он заинтересовался мной. Я рассказала ему, что хотела бы стать актрисой. Он обещал как-нибудь помочь мне. В свободное время я любила прогуливаться около театров, разглядывать имена артистов на афишах и повторять про себя: когда-нибудь и мое имя будет среди них.
- Так и вышло.
- Да, так и вышло. Но не сразу, понадобилось время. Этот человек представил меня своему знакомому агенту по найму актеров; сначала, увидев меня, тот не проявил никакого интереса и энтузиазма, - просто сделал одолжение приятелю. Потом я спела и, хотя он старался не показать, что это произвело на него впечатление, перемена в его отношении была очевидна. Потом он взглянул на мои ноги. Я исполнила несколько танцев. Он сказал, что известит меня о своем решении. В результате я получила место хористки в заднем ряду. Я прекрасно это помню. Спектакль назывался "Мэри, все наоборот". Ужасный спектакль, но все-таки это начало. Мне посоветовали брать уроки танцев. Я так и делала. Не очень большие достижения, но начало уже было положено.
- И как раз тогда ты встретила Марту.
- Да, это был счастливый для меня день. Она сказала: "Ты могла бы найти себе занятие и получше". Как будто сама я этого не знала! Мое имя им не понравилось - трудно произносится, язык сломаешь: Дейзи Тримастон. Агент предложил Дейзи Рей. Меня всегда смешит, когда миссис Кримп и горничная меня так называют. Видишь, как они угадали. Хотя для них это просто оговорка. Но разве такое имя может врезаться в память? И тогда меня вдруг осенило: Дейзи Рей... Дезире. Вот и все. В нашей профессии эти мелочи очень важны. Вот так я и стала Дезире.
- И выбрала дорогу к славе и богатству.
- Ах, что же ты делаешь! Совсем заговорила меня. Мне давно уже нужно было встать. Долли будет здесь с минуты на минуту.
Я расстроилась. Значит, на этот раз беседа окончена. Каждый раз узнавая еще чуть-чуть, я понимала, что занавес может опуститься в любой момент, если я проявлю излишнее любопытство, а мне больше всего хотелось услышать о моем отце.
Мне исполнилось шестнадцать лет, и я была вполне развита для своего возраста. Я была весьма сведуща в том, что касалось театральной жизни и имела довольно поверхностное представление об остальном мире. В нашем доме постоянно бывали гости, одни уходили, другие приходили, они всегда вели разговоры, а я, если при этом присутствовала, слушала. Чарли Клеверхем и Робер Бушер навещали нас особенно часто. У них обоих были дома в Лондоне, кроме того, у Чарли был дом в Кенте, а у Робера - во Франции. Они часто бывали в Лондоне по делам и буквально боготворили маму. У нее были и другие поклонники, которые появлялись и исчезали, но эти двое оставались всегда.
В один прекрасный день Долли зашел к нам в том особом расположении духа, которое, как я теперь понимаю, означало, что он нашел новую пьесу, где, по его выражению, Дезире может "блеснуть". Нередко случалось так, чтс пеьсса, названная им великолепной, на ее взгляд, была чопорной ерундой, и тогда мы готовились к ссоре.
Так случилось и на этот раз.
Я сидела на ступеньках лестницы возле гостиной и слушала. Для этого мне вовсе не нужно было напрягать слух. Их перепалка на повышенных тонах была слышна даже в самых дальних уголках дома.
- Либретто никуда не годится! - возмущалась мама. - Мне просто стыдно будет петь такую чушь.
- Оно восхитительно, и все почитатели будут в восторге.
- Плохого же ты мнения о моих почитателях!
- О твоих почитателях я знаю все, что необходимо знать.
- И ты полагаешь, что они достойны лишь подобной дряни?
- Выкинь это слово из своей головки.
- Если ты такого низкого мнения обо мне, я думаю, на этом наши пути расходятся.
- Если тебя интересует мое мнение, я считаю тебя хорошей артисткой музыкальной комедии, и много таких, как ты, плохо кончили, вообразив, что они слишком хороши для своих почитателей.
- Долли, я тебя ненавижу.
- Дезире, я обожаю тебя, но должен сказать, что ты круглая идиотка. Ты бы до сих пор так и стояла в заднем ряду хора, если бы не моя забота о тебе. Ну, ладно, а теперь будь умницей и взгляни еще разок на "Мауд".
- Я ненавижу твою "Мауд", а эти стихи, они просто приводят меня в смущение.
- В смущение? Тебя? Никогда в жизни ничто тебя не смущало! Да "Мауд" просто классическая опера по сравнению со "Следуй за лидером"!
- Нет, я с этим категорически не согласна.
- А название какое прекрасное - "Графиня Мауд". Вот увидишь, им понравится. Все захотят посмотреть "Графиню".
- Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
- Ну, тогда мне остается только одно - пригласить на эту роль Лотти Лэнгдон. Ты позеленеешь от зависти, когда увидишь, что она из нее сделает.
- Лотти Лэнгдон!
- Почему бы нет? Она вполне подойдет.
- Но ее верхние ноты, они слишком вибрируют.
- Некоторым именно это и нравится. И сюжет будет способствовать успеху. Молоденькая продавщица, которая на самом деле оказывается дочерью графа. Это именно то, что они так любят. Ну, ладно. Я пошел... к Лотти.
Воцарилось молчание.
- Так и быть, - сказал Долли, стоя у двери. - Даю тебе время подумать. Но завтра утром ты должна дать мне ясный ответ. Да или нет.
Он вышел из комнаты. Я проводила его взглядом и поднялась к себе. Я была уверена, что скоро мама погрузится в суету репетиций "Графини Мауд".
Я оказалась права. Долли захаживал к нам. Джордж Гарленд, пианист, всегда работавший с мамой, постоянно находился в доме, и вся прислуга напевала мелодии из "Графини Мауд".
Каждый день Долли приносил новые идеи, которые нельзя было принимать без борьбы. Марта стрелой носилась по дому в поисках выкроек или отправлялась на закупки всего необходимого для костюмов. Этот период всем нам был отлично знаком, и мы все, конечно, вздохнем с облегчением, когда сопутствующие ему тревоги и вспышки страстей останутся позади, а предпремьерные страхи и опасения окажутся необоснованными, и спектакль будет готов к долгой жизни на сцене.
День премьеры приближался, и мама находилась в постоянном нервном напряжении. "Графиня Мауд" ее всегда тревожила, заявляла она. Либретто не внушает доверия, а в первой сцене, пожалуй, ей лучше появиться в голубом, а не в розовом. Потому что иначе ее платье будет плохо гармонировать с костюмами хористок, к тому же голос у нее что-то немного хрипит. Что, если у нее разболится горло в день премьеры?
- Ты перебираешь в уме все несчастья, которые могли бы свалиться на твою голову, - сказала я ей.- Ты всегда так делаешь, и никогда этого не случается. Вот увидишь, публика будет в восторге, и "Графиня Мауд" станет одной из твоих самых больших удач.
- Спасибо, милая. Ты - мое утешение. Ах, я только что вспомнила, наверное, мне не удастся пообедать сегодня вечером с Чарли.
- Он сейчас в Лондоне?
- Он будет в Лондоне. Он приезжает сегодня. А у меня дневная репетиция. Мне не совсем нравится танцевальная вставка с сэром Гарнетом в последней сцене, когда он поет: "Даже будь ты продавщица, я б все также любил тебя".
- Что тебя в ней беспокоит?
- Мне кажется, он должен подходить с другой стороны: боюсь, как бы мне не уронить боа из перьев, когда я исполняю это быстрое вращение в конце. Но главное, надо известить Чарли. Дорогая, может быть, ты выручишь меня, отнесешь ему записку?
- Конечно. Где он живет?