— Погоди, Хочешь быть мне другом? Как тебя по-настоящему-то зовут?
— Меня безумным все зовут, сам я равнодушен, а мой дом разрушен, — пробурчал Хайдаркул и захохотал. — Не-ет, я не женюсь, ни за что! Сколько ни просите! Сейчас мое имя спрашиваете, а потом и жените. Не выйдет!
Меня не проведете!
Помощник казикалона вытащил тыквенную табакерку с насом, положил себе немного под язык, потом предложил Хайдаркулу. Тот взял щепотку и уставился молча в одну точку.
— Да что с тобой? Почему молчишь?
Хайдаркул, держа нас во рту, отмахнулся. И вместе с ним все умолкли. Вдруг он резко выплюнул нас и пробормотал:
— Ух, истина или друг!
Помощник казикалона, задремавший было, от неожиданности вздрогнул.
— А, чтоб ты провалился! — крикнул он сердито. — Убирайся отсюда! Охранники рассмеялись, засмеялся и Хайдаркул. Он спрыгнул с арбы и, бормоча себе что-то под нос, побежал в степь.
Уже приближаясь к депо в Кагане, Хайдаркул встретил русского чиновника, который спросил его:
— Эй, сарт, скажи, куда идешь? Хайдаркул дико вытаращил глаза.
— Меня послал казикалон Бухары к русскому консулу… А ты кто, чей сын и откуда идешь?
— Я не… не понимаю, что говоришь, — сказал чиновник, коверкая русский язык.
— Что не понимает, то болван знает… — При этом Хайдаркул показал пальцем на голову чиновника. — Ты шайтан и сын шайтана! Маники-саники знаешь? Эмира бухарского знаешь? Белого царя знаешь, черного царя знаешь? Маники, саники, урусчаники, сартичаники!..
Чиновник был ошеломлен потоком бессвязных слов, но, вглядевшись в заросшего, косматого Хайдаркула, понял в чем дело.
— А… саники… безумный! Иди, иди, сарт, ступай!
— Безумный? — Хайдаркул дико посмотрел на чиновника. — Бог, бог, бог! Саники-маники бог! Безумный саники, безумный маники, ха-ха-ха!
Чиновник, не на шутку испугавшись сумасшедшего, попятился назад, а увидев его дикий взгляд, бросился бежать, перепрыгнув арык.
Хайдаркул захохотал еще громче и бросился за ним, но тот бежал не оглядываясь, тогда Хайдаркул остановился, передохнул и пошел в депо.
Со времени создания депо в Кагане прошло десять лет. Там работали опытные русские железнодорожники, мастера и путейские рабочие. Они съехались из разных городов — Ташкента, Асхабада, Мары… Были здесь и ссыльные, так называемые политически неблагонадежные из Петербурга. Работали и местные жители — таджики, узбеки, попадались и татары.
Умар-джан был одним из первых местных жителей, пришедших в депо, он втянулся в это новое дело и работал очень хорошо.
Кто отец Хасан Али всю жизнь батрачил на баев в кишлаке Зирабад. Не нажил ни гроша, как говорится, из одной рубашки никак двух не мог имкроить. Мать Умар-джана умерла от голода в неурожайный год, оставив десятилетнего мальчика сиротой. Хасан Али бросил свой домишко и, забрав сына, пошел искать счастья на строительстве железной дороги по линии Кизилтеппе — Каган. И отец и сын хорошо справлялись с работой, рыли арыки, таскали кирпичи, да мало ли что еще приходилось им делать, — они все выполняли безотказно. Русские начальники были ими довольны, их кормили вполне прилично, они приоделись и вместе с русскими жили в красном вагоне.
Хасан Али остался и на строительстве депо, а потом, когда депо было выстроено, продолжал там работать вместе с Умар-джаном. Не гнушался черной работой, которую ему обычно поручали. Так и прижился и друзей приобрел: старого кузнеца, русского, по фамилии Матвеев, и молодого рабочего, тоже русского, Николая Смирнова.
— Мне, конечно, мастером уж не быть, — говорил старик, — но вот у Умар-джана голова светлая, всему научится. Учите его, век вам благодарен буду.
Умирая, он соединил руки Умар-джана и Николая. Последние слова его прозвучали как завещание:
— Не покидайте друг друга, я поручаю вас обоих богу.
Он умирал спокойно, веря, что сын его обрел верных друзей и не пропадет в этом мире.
Действительно, братская дружба связала молодых людей. Все свои знания, все свое умение Николай передавал Умар-джану, и он стал одним из лучших мастеров депо. Умар-джан изучил паровоз до тонкостей, отремонтированные им машины работали безотказно.
Умар-джан и Николай ремонтировали паровоз. Они не заметили Хайдаркула, и он, постояв немного молча, наконец воскликнул: