— Помимо старухи?
— Да, помимо старухи!
Муэдзин ничего не сказал, только подергал себя за воротник. Аксакал засмеялся:
— А для чего же я в этом квартале? Если каждый будет протягивать руки к вдовам и бедным сиротам… И по шариату я обязан…
В эту минуту они как раз подходили к домику Дилором-каниз и увидали, как в низенькие ворота кто-то вошел. Аксакал, оборвав речь, посмотрел на спутника.
— Кто это?
— Как кто? — удивился тот.
— Да вот человек, что вошел во двор старухи?
— Я не заметил.
— Вы никогда ничего не замечаете! — махнул на него рукой аксакал, подошел к воротам и постучал колотушкой.
Ворота долго не открывали. Уже после того, как и муэдзин подошел и крикнул, со двора откликнулась Фируза и открыла ворота.
— Салом! — проговорила она, прикрывая лицо рукавом и прячась в темноту.
— Как бабушка? — спросил аксакал. — Мы пришли узнать, как ее здоровье. У вас в доме никого нет, кто бы нас не хотел видеть?
— Нет, заходите! — ответила Фируза из темноты.
Аксакал поднял полы халата, нагнулся и вошел в низкую дверь, муэдзин, хромая, шел за ним.
В комнате, слабо освещенной маленькой лампочкой, старуха лежала на постели, у ее ног сидел бородатый мужчина в шапке, надвинутой до бровей. Аксакал и муэдзин поздоровались со старухой, осведомились о здоровье, прочитали молитву, сказали «аминь». Старуха, опершись рукой о подушку, внимательно смотрела на пришедших.
— С чего это вдруг вы пожаловали ко мне? — сказала она. — Не сглазить бы!
— Ты все отлично понимаешь, нечего меня упрекать! Моя служба людям конца-краю не имеет, одно дело сделаешь — другое начинается, с этим покончишь, третье подвернется, а там еще и еще! Я слышал, что ты заболела, велел Ахмеду заходить, узнавать, сказал — если понадоблюсь, все дела брошу, пойду послужить старой Дилором. Вы ведь дорогой наш человек!
— Нет, пока еще ты мне не понадобился! — усмехнулась старуха. Аксакал понял намек, хотел что-то сказать, но бросил взгляд на незнакомца, сидевшего около старухи, и прикусил язык.
— У тебя гость, мы помешали! — сказал он с ударением. — Твой гость, наверно, нездешний, издалека?
— Да, он родня отцу Фирузы, — отвечала старуха. — Жил тут рядом, в доме у одного человека, а мы и не знали. Но тот человек продал дом и уехал, и вот тогда-то он, разузнав про нас, пришел сюда. Хочет немного подработать, скопить на дорогу и вернуться к себе.
— Очень хорошо, завтра приходите к мечети, — сказал аксакал, — мы найдем вам работу.
— Спасибо, — ответил гость — это был Хайдаркул. — Я уже нашел работу, два-три дня буду помогать поварам на свадьбе.
— Очень хорошо, — сказал опять аксакал и взглянул на муэдзина. — Ну что ж, господин суфи, видно, вам теперь уж не нужно искать лекаря. Дилором, слава богу, поправилась. Пойдемте!
— Да, слава богу, пока не понадобился ни лекарь, ни могильщик! Но жить мне осталось недолго, аксакал, ты своего дождешься. Когда я умру, никто уже не скажет тебе резкого слова правды — вот что жаль!
— Ну зачем же так говорить, старая? — с досадой сказал аксакал. — Я на тебя не жалуюсь. Живи, каждому свой кусок хлеба…
Старуха зло усмехнулась:
— Ну, это ты другим говори, а я-то тебя знаю… да хранит тебя бог. Только имей в виду, что я не уйду, пока не вручу мое единственное сокровище ее хозяину, только тогда умру! А тебе с меня больше и получить нечего.
— А я ни на что не зарюсь, — сердито сказал аксакал и встал. Муэдзин тоже встал и надел кауши.
— Нет, ты заришься! — сказала старуха. — От меня не скроешь, я вижу все, что у тебя на сердце, все твои замыслы понимаю. Но ты и не мечтай о Фирузе, скоро мы поставим чашу с водой, почитаем молитву, и я вручу ее мужу.
— Все равно без нас не обойдетесь, — сказал муэдзин.
— В день свадьбы вам сообщим, — сказала с улыбкой старуха. — Ладно, иди, не обижайся на меня, такой уж у меня язык, как увижу тебя, так и хочется обидеть… потому что ты в свое время нас сильно обидел…
Уже раскаиваясь, что зашел, аксакал покинул дом старухи и, не оглядываясь даже на прихрамывавшего сзади муэдзина, быстро зашагал к себе домой.
Переулочек опустел, но вот опять кто-то подошел к дому Дилором и постучался. Ворота опять открыла Фируза и сказала радостно:
— Это вы, Асо? Входите, ваш друг уже здесь.
Асо помедлил минуту, молча всматриваясь в темноте в лицо Фирузы, вошел, запер за собой ворота. Потом он взял Фирузу за руки; такие маленькие и мягкие, как бутон розы, они потонули в его больших, словно глиняная чаша, ладонях.
— Фируза, — дрожащим от волнения голосом проговорил он, — как хорошо, что я вас увидел…