— Нет, у Гани-джан-бая.
Слуга, услышав это имя, безнадежно махнул рукой. Сердясь на неудачу, он позвал из передней сыщика и пошел с ним к миршабу.
Выйдя из миршабханы, Асо двинулся прямо к дому Ахмед-джана. Ворота оказались запертыми изнутри. На стук отозвались не сразу. Старуха, открывшая ворота, заплакала, увидев Асо, и обняла его.
— Живы? Здоровы? — всхлипывала она. — Я слышала, вас повели к миршабу… руки связали. А где муж мой? Почему с тобой не пришел? Как я только эту ночь пережила! Глаз не сомкнула… Ну, заходи, говори скорей, где он?
В крохотном дворике водоноса Асо присел на край низенькой суфы и заговорил, глядя в землю:
— Дядюшка привет просил передать. Вы о нем не беспокойтесь, так он велел. Его отпустят. Не сегодня завтра…
— А что случилось? За какие преступления вам руки связали? Асо не знал, что на это ответить, как успокоить старуху. Но не успел он открыть рот, как из комнаты вышла женщина средних лет, очень похожая на жену водоноса.
— Это моя сестра Зарифа, — сказала старуха, увидев ее. — Пришла, узнав о моей беде. А живет в квартале Писташиканон.
Асо поздоровался и, помолчав, сказал:
— Ничего особенного не произошло, вы не волнуйтесь. Просто люди миршаба ищут человека, который ударил бая ножом.
— Ну и пусть себе ищут, а при чем тут вы?
— Они и Фирузу ищут, — медленно сказал Асо, поглядывая вопросительно то на одну, то на другую женщину.
Сестра старухи, присевшая было в сторонке на корточки, сразу вскочила.
— А Фируза им зачем? — со страхом спросила она.
— Лакомый кусочек, да еще задаром, кто не захочет поживиться? — ответила старуха и пристально посмотрела на Асо. — В похищении Фирузы нас подозревают?
— Да, как будто… дядюшка сказал, что теперь Фирузу нельзя оставлять в доме этой тетушки. Надо найти другое место.
Женщины растерянно переглянулись, не зная, что делать. Им была известна жестокость миршаба, но такого бесстыдного произвола они не ожидали.
Жена водоноса первая прервала молчание:
— Куда же ей, бедняжке, деваться? Некуда…
— Дядюшка сказал, чтобы пошла к Оймулло. Там спокойнее. Женщины снова переглянулись.
— Правильно советует, — сказала Зарифа. — Госпожа Танбур славная, достойная уважения женщина. В хороших домах принята. Конечно, у нее надежнее, чем у нас.
— А, чтоб их и могила не приняла, этих проклятых извергов! — воскликнула жена водоноса. — За что, за что невинная сиротка должна скитаться по чужим домам!
Асо мечтал хоть разок взглянуть на Фирузу. Он готов был уже попросить у этих добрых женщин разрешения повидать ее, но не осмеливался.
— Да что же мы стоим! — сказала старуха. — Зайдем в комнату, сынок. Когда навалится беда, обо всем забываешь.
— Спасибо, но я не могу, — ответил юноша. — Надо поскорее явиться к баю, не то снова невесть что подумают. Только вот тетушку проводить бы домой и… Фирузу поскорей отправить.
— И то правда, — заметила жена водоноса. — Иди с тетушкой. Только осторожно, гляди, как бы за вами не увязался какой-нибудь негодяй. С Фирузой сам поговори, передай дядюшкин совет.
Не заставляя себя долго ждать, Зарифа накинула паранджу, закрыла черной сеткой лицо и вышла. Асо последовал за ней, и они двинулись к кварталу Писташиканон.
Квартал Писташиканон населен был бедняками, которые занимались тем, что раскалывали фисташки и абрикосовые косточки, отсюда и возникло его название. Купцы покупали фисташки в скорлупе и нанимали жителей этого квартала раскалывать их. Фисташку клали на маленькую наковальню и особым молоточком раскалывали скорлупу. Делали это очень быстро: одной рукой кололи, а другой сбрасывали полураскрывшиеся фисташки в корзину. Затем фисташки и надтреснутые абрикосовые косточки опускали в соляной раствор и, поджарив, продавали базарным лавочникам в тумены и области. Работали всей семьей, с утра до ночи, а зарабатывали ничтожно мало, едва хватало на кусок хлеба.
Проходя днем по улицам этого квартала, вы все время слышали стук молоточков по фисташкам и абрикосовым косточкам.
Женщина привела Асо в квартал Писташиканон, где она с мужем занималась тем же, что и большинство его жителей. Асо сердцем понял, что идет к друзьям, и потому стук молоточков и треск раскалываемых скорлупок ласкали его слух, как приятная мелодия.
Взволнованно билось сердце юноши. Наконец-то он увидит ту, которая ему дороже всех на свете. А он было и надежду потерял! Вот уже почти десять дней, как не видел Фирузу. С того злосчастного тоя. Эти дни тянулись, как месяцы, да что месяцы — казалось, целый год прошел. А теперь, н предвкушении встречи, как сладостно бьется сердце! За такое счастье можно и жизнь отдать!