— А потом оставил императора и поехал с тобой, — сказала Констанс.
У нее были большие выпуклые голубые глаза. Аспасия одарила ее самым ласковым своим взглядом.
— Об императоре хорошо заботятся. Его империя — это другое дело. Мастер Исмаил и мастер Герберт — друзья еще с тех пор, как они оба были на службе у его святейшества папы. Мастер Исмаил надеялся, что их дружба может помочь нашему делу.
Госпожа Констанс заглотила приманку.
— Папа? Он служил Святому Отцу?
— И великому Оттону, — сказала Аспасия, — а потом императрице Феофано.
Констанс была потрясена.
— Такой… удивительный человек. Такой неистовый. Наверное, его немного боятся.
— Нередко, — отвечала Аспасия. Она надеялась, что ее улыбка была не слишком ядовитой. Можно не любить своих союзников. Но их нельзя обижать. Особенно когда еще ничего не решено.
По крайней мере, мессир Годфруа был человеком, которого можно было уважать. Констанс была его третьей женой; он надеялся, что она подарит ему сына, которого он не дождался в двух первых браках. Он был с ней обходителен, оказывал ей всяческие любезности, тщательно следил, чтобы она не утомлялась. Он вел себя с нею скорее как отец, а не муж.
Когда зал прибрали и госпожа Констанс ушла отдыхать, хозяин с гостями удалились в верхнюю комнату. Видимо, еще с прежних времен это была комната хозяина дома: не очень большая, но достаточно просторная, с широким старинным столом, с фресками на стенах, изображавшими псовую охоту на оленей, и прекрасным мозаичным рисунком охотничьей собаки на полу. Тот, кто устраивал здесь ночлег, после того как водяное отопление перестало работать, постарался не испортить красоту комнаты. Она была одной из самых приятных из всех, какие доводилось здесь видеть Аспасии, и достаточно теплой даже для Исмаила; в очаге горели яблоневые дрова, и христианам подали подогретое вино, а мусульманину — настой из трав.
Он потягивал его с удовольствием. До Аспасии доносился свежий аромат мяты и чего-то бодрящего: может быть, лимонного бальзама. Мужчины говорили о мире и войнах. Аспасия молча слушала. Казалось, они забыли о ней. Она была женщиной и сидела тихо, как подобает женщине. Им не обязательно знать, какие мысли бродят в этой скромно опущенной голове.
— Лотара никогда не убедить перейти на нашу сторону, — сказал Годфруа. — Он вряд ли забудет, как воевал со вторым Оттоном совсем недавно из-за герцога Карла и Лотарингии.
Аспасия про себя согласилась. Теперь, когда Оттон умер, Лотар с удовольствием поможет его врагу. Глупо надеяться, что он войдет в союз с сыном Оттона.
— Императрица тоже вряд ли захочет заключать союз с Лотаром, — добавил Герберт. — Ведь из-за него она чуть не потеряла принцессу Матильду во время бегства из Аахена.
— Императрица Феофано — византийка, — возразил Исмаил, — она понимает, что такое необходимость.
— Она понимает, — сказал Герберт, — но Лотар вряд ли поймет.
— Раз уж мы все понимаем, — сказал Адальберон мягко, — давайте рассмотрим все возможности. Лотарингия должна остаться во власти германской короны; с этим мы все согласны. Как вы думаете, поможет ли нам герцог Карл?
Годфруа, у которого не было бороды, помогал себе думать, поглаживая свой длинный подбородок.
— Если будет достаточно времени и соответствующая поддержка, поможет. Я знаю, что могу предложить я. Я могу поднять Эно; а это немало.
— А что взамен? — спросил Исмаил.
Годфруа улыбнулся ему, блеснув зубами:
— Предложение германского правления мне более чем достаточно. Если же ваша императрица соизволит добавить одну-другую милость, я не стану возражать.
— Например?
Годфруа пожал плечами.
— Кто знает, какая необходимость может возникнуть? Я дам ей войско за спиной Лотара. Если Лотарингия останется в ее руках, я оставлю награду на ее усмотрение.
Да, подумала Аспасия. Это мудро с его стороны. Это показывает, что он доверяет Феофано и ожидает, что она оправдает доверие. Другие сеньоры узнают об этом и призадумаются.
Разговор перешел на количество людей, вооружение, обеспечение продовольствием и скорость переходов. Аспасия, которая никогда не видела битвы ближе, чем при бегстве из Аахена, с большим интересом поговорила бы о помощи раненым. Но об этом не принято говорить, а возможно, и думать.
Как хорошо, что они приобрели союзника и что это обойдется не слишком дорого. Она надеялась, что дело не дойдет до настоящей войны. Может быть, все ограничится тем, что они захватят какой-нибудь город и перепугают Генриха. Лучше такая война, если она неизбежна.