Только вот здоровье, как оказалось, за деньги не купить. Дедушке становилось всё хуже. Началось осложнение на сердце. Бессонные ночи и подготовка к операции. Пришлось затянуть последние узелки и пересмотреть и без того скромный бюджет более тщательно. Игрушки для Ксюшеньки стали непозволительной роскошью. Но, кажется, мою малышку это ни в коем разе не расстроило. Ведь сколько бы игрушек у ребёнка ни было, всё равно самыми любимыми для Ксюши остались пульт, телефон, провода и кастрюли.
Время шло. Всё накапливалось, словно снежный ком. Пришлось пропустить оплату за семестр учёбы. Для меня стало самым настоящим ударом, когда заблокировали доступ в онлайн кабинет. Моя цель - получить высшее образование - стала нереальной в один миг, так и оставшись мечтой. Всё будто полетело в пропасть! Тогда мне казалось, что хуже уже ничего не может быть. Как же я ошибалась…
Мой персональный ад начался чуть позже. Буквально через неделю случилось непоправимое - дедушка не очнулся на операционном столе. Сердце не выдержало. Вот так пневмония безжалостно унесла жизнь мудрого бесконечно сильного духом человека.
А я… я тонула, будто в болоте. Тонула, и неоткуда было ждать спасения. Я словно никак не могла очнуться от этого жуткого сна. Хотелось проснуться. Мне все казалось, что вот сейчас я пойду на кухню, а там, как всегда, сидит за столом дедушка. Заваривает облепиховый чай. По кухне витает аромат адыгейских трав и ягод. Заметив меня, он улыбнется своей доброй улыбкой...
Тяжело сглатываю. Слюна становится вязкой. На кончике языка все ощутимее проявляется горечь. Впиваюсь ногтями в ладонь. Всё равно дедушка для меня не умер! Он ушел. Ушел… в последний путь. Да, его положили в гроб и закрыли крышкой, но он жив в моих воспоминаниях.
Труднее всего смириться с тем, что больше никогда не услышишь голос родного человека. Сколько ночей подряд я провела, раскачиваясь из стороны в сторону, потрясённая горем, прижимала к лицу его любимую клетчатую рубашку. Вдыхала родной аромат шишек, мёда и облепихи… Кусала костяшки пальцев до боли, чтобы не дай Бог не разбудить маленькую Ксюшеньку своими истеричными рыданиями. Шептала искусанными в кровь губами:
— Ушёл… От меня ушёл. Так внезапно! Я осталась одна…
Я даже не заметила, как вошло в привычку беззвучно глотать слёзы, чтобы не напугать дочку. Ещё в день смерти дедушки я дала себе слово: Ксюша не увидит, сколько во мне боли и слез.
Мама для ребёнка - самый главный человек. Тот, кто всегда приласкает, успокоит, а главное, даст чувство безопасности. Несмотря на то, что Ксюша ещё совсем маленький человек, она всё понимала. Одно только ее жалобное «де», когда дочка выползала на кухню в поисках любимого дедушки, рвало сердце на кровавые лоскуты. "Де" больше нет. Мы остались одни.
Но, чего бы мне не стоило, я не позволю маленькому сердечку испытать чувство страха и неуверенности. Глядя в большие невинные глазки малышки, я дала себе слово: я буду стараться. Ради себя, ради дочки. Буду очень стараться и когда-нибудь в мой дом ворвётся весна. Я буду вновь беззаботно улыбаться и смеяться.
— Я знаю, как ты его любила, Настя, – голос Стаса пропитан глубоким сочувствием и пониманием. - Он был хорошим человеком. Очень хорошим.
— Ты прав, - киваю, нервно дотронувшись до манжеты блузы, машинально прокручиваю маленькую прозрачную пуговку. - Он был лучшим.
В груди всё сжимается, рвётся на части от этого «БЫЛ».
— Насть, тебе плохо?
Стас протягивает руку, осторожно поддерживая меня за талию, но я резким движением скидываю его ладонь прочь. Когда-то именно Стас Лебедев был для меня скалой, глыбой. Мне казалось, я могу спрятаться за широкой спиной Стаса от жестокости всего мира. Не просто опереться на него, а полностью довериться, отдаться до последней капли. Именно с ним я будто существовала в другом мире, который всё выдержит, не упадёт, не рухнет.
Так и было, пока он сам, собственными руками не вырвал меня из этих красиво сплетённых иллюзий и не выкинул вон.
Стас, что-то говорит, но я не слышу ни одного слова – лишь интонации, которые безошибочно дают понять… Но мне не нужна его жалость! Не нужна от человека, который в прошлом так жестоко предал.
— Стас, - смотрю в его глаза своими - широко раскрытыми, полными боли и уже спрятанными за пеленой слез. Резко перехожу на "вы". - Извините, я пойду.
Громко цокаю каблучками по мраморному полу, направляясь к двойным дверям. Я почти спасаюсь бегством. Мне нужно на террасу, глотнуть свежего воздуха! Несмотря на шум в крови в ушах, отчётливо слышу, как за спиной к Лебедеву обращается Рита Андреевна: