И вот тут Вирон, наконец, услышал голоса. Они словно ворвались в расщелину, резко, внезапно. Сначала веселый детский голос, затем голос женщины. Она что-то крикнула. Несмотря на все свои суеверия, старейшина 'большелапых' мог поклясться перед духом чего угодно, даже духом акуда Черуха, что он слышит голоса людей.
Вирон так заволновался, что едва не воткнулся головой в каменную стенку. Неужели тупик? Но откуда тогда голоса? Впрочем, растерянность оказалась мгновенной. Расщелина снова резко сужалась по высоте так, что в поисках прохода Вирону пришлось нагнуться. Когда он наклонился и засунул голову в проход, то увидел в его конце слабое серое свечение. Там явно находилось какое-то большое помещение, гораздо большее, чем расщелина, освещаемое изнутри. И до него было рукой подать, расстояние меньше человеческого роста.
Вирон затушил факел, положил его у ног и опять, как в начале пути, встал на четвереньки. Теперь он отчетливо слышал и шум воды, и громкие голоса людей, резонирующие в пространстве. Количество голосов увеличилось: несколько детских, несколько женских. Он осторожно, крадучись добрался до конца прохода и высунул голову.
Отверстие располагалось почти под самым сводом широкого грота, прямо над руслом неглубокого ручья. Вирон прикинул: до воды примерно полтора его роста, а глубина ручья ерундовая, по колено. Вода вытекала слева, из темного проема в задней стене грота и под наклоном уходила в широкую промоину с правой стороны от Вирона. Там тоже было очень темно, и сначала Вирон решил, что ручей снова прячется в горе, в подземном русле. Но когда варий повернул голову, то увидел, что значительно левее промоины, в углу грота, есть еще один, 'земной' проход, через который на землю падали солнечные лучи.
Вирон затаил дыхание. Посредине грота, ближе к выходу, у костра сидело несколько женщин. Но никто из них не смотрел в сторону лазутчика. Женщины переговаривались, изредка покрикивая на двух ребятишек, возившихся у выхода. Иногда дети выбегали наружу, но быстро возвращались, все в снегу, и продолжали возню.
Приглядевшись и прислушавшись, Вирон пришел к выводу, что перед ним глоты. Об этом свидетельствовали речь людей у костра, состоявшая из незнакомых коротких слов и, главное, внешность: коренастые; косматые; в примитивных накидках из звериных шкур; чернокожие. Варии и раньше, когда обитали на юге, встречали людей с черной кожей. Но тогда это обстоятельство говорило лишь о принадлежности к чужакам. Здесь же, на севере, в предгорье, понятие 'чернокожий' было равнозначно понятию 'дикарь-людоед'.
Вирон, распластавшись в своем укрытии, наблюдал за глотами до наступления ночи. Особой сложности это не составляло. Вария прикрывала не только темнота, но и ручей, не дававший возможности подойти близко к стене. Тем более что, как знал Вирон, глоты боялись воды и без крайней надобности в нее никогда не лезли.
Ближе к ночи в гроте собралось все стадо. Мужчины завалили вход валунами, оберегаясь от хищников. 'Это хорошо, — подумал Вирон. — Никто не убежит'. Он уже прикинул расстановку сил. Община дикарей маленькая. Реальное сопротивление могли оказать трое мужчин и пара подростков. Если удастся убить их сразу, во время сна или спросонок, то проблем не будет. Женщины тогда в драку не полезут. Да и не надо с ними драться — они для другого дела нужны. Вирон даже присмотрел себе одну, которую возьмет тут же, как только перебьют мужчин и лишних. Чем-то она тему понравилась, черномазенькая. Молоденькая, почти девчонка, а груди уже торчат. Разглядывая сексуальный объект, старейшина 'большелапых' неожиданно для себя сильно возбудился…
Отправился назад, когда дикари уснули. Уже знакомый путь не занял много времени. Сородичи встретили его радостными выкриками, но в глазах таились ожидание и тревога: что же дальше? После рассказа старейшины нервное ожидание сменилось нетерпением и боевым азартом. Впереди ждали женщины, солнечный свет и дорога домой.
Так и произошло. Той же ночью варии во внезапной атаке перебили, без единой потери, всех дикарей, оставив в живых только четверых глоток. Среди них и 'черномазенькую', так приглянувшуюся Вирону. Тут же, у чужого костра, Вирон, при помощи вошедшего во вкус Симона, совершил очередной обряд человеческого жертвоприношения. Опьяневшие от радости и крови варии воздали благодарность всем, кого только вспомнили: Духу Огня, Духу Воды, душам горы и пещеры. Не забыли и про душу ущелья — ведь предстоял путь домой. Мяса хватило всем.