Одуревший от всего, что случилось за день, Ковальский прихватил доктора за ворот куртки и попытался приподнять и хорошенько встряхнуть. Это не слишком удалось, потому что Сорьонен все-таки был выше и каким-то забавным образом тяжелее, несмотря на то, что имел телосложение, в учебке гордо именовавшееся «супнабором». Зато сам командир не устоял, некстати вспомнив о подвернутой ноге, и вместе с собеседником повалился в невысокую колючую траву.
Сорьонен на провокацию не ответил, вместо этого постарался смягчить падение – собой.
Так они и оказались на земле – доктор на спине, потеряв в полете очки, а Ковальский – на нем сверху.
Сорьонен глядел на него беззащитно и чуть бессмысленно.
- Да что же это такое! – вопросил командир. – Что же ты делаешь!?
Сорьонен мягко улыбнулся.
- Не волнуйся, Маруся, вспомнится все понемногу, - тихо сказал он. – Ну, вернее, я хотел бы на это надеяться.
- Маруся? – уточнила Ася тут же.
Картина, созданная ее воображнием, была очень живой. Как будто она и сама в этом Сибирском ханстве когда-то бывала, как минимум, во сне. И горы, и озеро, и юрты, и даже маленькие хищного вида лошадки казались знакомыми чуть не с рождения. Удивительно, конечно, но удивляться она уже немного подустала, поэтому принимала как должное. Так оно, наверное, было и проще.
Вот только за Марусю зацепилась.
Почему отец постоянно называл Макса именем своей жены? Если, конечно, речь вообще о ней, а не о какой-нибудь еще загадочной девушке. С отцом теперь вообще ничего наверняка понять было нельзя.
И это было даже страннее, чем не до конца вымершие динозавры.
- Маруся, - со вздохом повторил Ковальский. – Это я потом уже что к чему разобрался, а сначала расстроился.
- Ты посмотри, опять дерутся! – уперев руки в бока, воскликнул Тао Мэй.
Слушателей у него было разве что пара лошадей, да катавшиеся по земле в попытках друг друга прибить летчик с доктором, не обращавшие никакого внимания на остроконечные камни да кучки навоза. Тао Мэя они тоже не заметили.
Сорьонен рычал и извивался, иногда находя глоток воздуха, чтобы выматериться предположительно по-фински. Ковальский орал матом по-русски, перемежая это вопросами о личности неведомой ему, но уже успевшей изрядно надоесть Маруси. Командир нападал, доктор нехотя и осторожно защищался, стараясь особо не навредить.
Прооравшись, Ковальский замер, переводя дыхание.
Сорьонен лежал рядышком, не пытаясь сбежать, и тоже тяжело дышал.
- Устали, никак? – осведомился Тао Мэй. – Глупые белые люди.
Ковальский, отерев с лица пот и, кажется, навоз, недобро на комментатора посмотрел, но что-то в облике субтильного азиата заставило смирить порыв наподдать и ему тоже.
- Надо камлать, - добавил Тао Мэй. – Иначе никак не вспомнит.
- Не надо, - с земли, даже не пытаясь пошевелиться, возразил доктор. – Пусть все идет своим чередом.
- Вы о чем? – заинтересовался Ковальский.
- О тебе.
- И что значит «камлать»?
- Делать обряд, так понятнее? – пришел на помощь Тао Мэй. – Чтобы ты вспомнил поскорее.
- А что я должен вспомнить?
- Себя.
- Мне почему-то не нравится эта перспектива, - честно сказал командир. – Я еще недавно был нормальный, а теперь жизнь пошла настолько странная, что у меня просто слов не находится. Даже матерных. Да еще надо вспомнить какую-то Марусю... Я что-то наелся.
- Я понимаю, это все очень непросто, - согласился доктор и наконец поднялся с земли, хотя лежать ему явно было комфортнее.
Он отряхнулся, а потом вдруг упал на корточки и... превратился в волка.
Глава 21
Волк был огромный, белый и весь какой-то ободранный. То ли голодный после непростой зимы, то ли просто умудренный годами одиночка, так и не прибившийся к стае. Ковальский смотрел на это во все глаза, очень надеясь, что в это время хотя бы замерзает насмерть среди обломков самолета в недрах Арктики.
Волк постоял немного в сторонке, потом мягко подошел к Ковальскому и сел подле него.
Слов у командира не нашлось.
- А я так тоже умею? – немного отойдя от шока, уточнил Максим у Тао Мэя.
Сорьонен потом ушел за юрту и там, очевидно, развоплотился, потому что вернулся такой же, как был, в обтрепанной после потасовки куртке и зимнем камуфляже, правда, почему-то босиком. Куда подевались унты, осталось неизвестным.
- Так ты поэтому тапки носишь в любую погоду! - заметил Ковальский, неловко и немного глуповато улыбаясь.
Ничего умного по поводу того, что его подчиненный и очень вероятно, кто-то еще, умеет превращаться в огромного волка, он сказать так и не смог. Среди прочих странных событий это оказалось вишенкой на торте. Психика командира сдала. Он понял, что спит, и если через полчаса откуда-нибудь появится, скажем, слон, или пресловутый недовымерший динозавр, он уже совершенно не удивится.