Они долго еще о чем-то говорили – Ковальский пытался вникать, но потом задремал, и еще показалось, вдруг перешли с русского на немецкий – или даже финский? На столе образовался сперва горшок с супом, наваристым, рыбным, потом и кувшин с чем-то горючим. Это как-то сразу следовало из его вида.
Ян пошарился на полках, выставил деревянные чашечки грубой работы – все до единой разные, смешные, разлил напиток, черный и вязкий, как нефть, а на вкус – горько-сладкий, отдающий анисом.
- Лакричный ликер, - пояснил доктор. – Пей осторожнее.
Максим честно попытался. Но суп был горячим и вкусным, ликер странноватым, но вполне пригодным к употреблению, а событий произошло так много... привалившись к тощему докторскому плечу, он прикрыл глаза и вскоре расслабился.
- Почти как настоящий, - сказал Ян по-немецки. – Где нашел?
- В России, знаешь такое место?
- Восточный конфедерат?
- Почти.
- Хорошо, что он переродился без изменений, - вздохнул Ян. – Значит, и Леену я найду.
- Обязательно, - пообещал ему доктор. – Только человек будет уже другой, и дорогу к ней искать придется заново.
- Управлюсь как-нибудь, - пообещал восточник. – А ты?
- Обязательно.
Сквозь дрему Ковальский почувствовал, как его с большой осторожностью поднимают и куда-то несут, а он вообще-то был тяжелый – и относительно своих пропорций, и в принципе. Может, вдвоем взялись?
Он сонно приоткрыл глаза и понял, что плывет по воздуху из одной комнаты в другую, в сторону грубой деревянной кровати с сугробом подушек и одеял. Сама собой слетела вышитая ангелочками накидушка, плавно улеглась на спинку стула.
- Отдыхай, Маруся, отсыпайся.
Вскоре сон окончательно завладел им, и Ковальский не слышал, как ушли Ян с доктором на крыльцо, и долго беседовали там, передавая друг другу трубку с душистым табаком, а над ними призрачно горел полярный день.
- Это что, получается, наш посол Гондураса – шпион? – уточнила Ася.
Сорьонен с Ковальским переглянулись, потом довольно синхронно кивнули. Оба выглядели виноватыми.
- И вот вы только теперь мне это говорите! – девушка уперла руки в бока, точно так же, как делала ее тетка, готовясь высказаться.
Сорьонен жест узнал и неловко улыбнулся.
- Все не так просто, - вздохнул он. – Пока что черный шаман себя никак не проявил. И то, что он вообще может овладеть господином де ля Серна, всего лишь гипотеза нашего Яна.
Ася потерла лоб.
- Вот тут я вообще ничего не поняла, - честно сказала она. – Получается, есть два разных Яна, или это один и тот же?
Ковальский хмыкнул.
- Один, просто в разных состояниях, - пояснил отец. – Пока ничего подозрительного мы не заметили, но к несчастью, обычно он оказывается прав. Рано или поздно.
- Ага, паук-людоед в кабинете директора – сущая ерунда! – возмутилась Ася.
- Это довольно простая тварь, возможно, даже самостоятельная. Конечно, может быть, и орудие чужой воли, но... Тот нойда, о котором предупреждал Ян, в тысячи раз страшнее и опаснее.
- В тысячи тысяч? – подмигнула Ася.
- О да, в тысячи тысяч, - согласился отец. – Поэтому будь внимательна.
- А Ленин? Не может он быть...
- Не может, - в комнате нарисовался Ян.
Откуда он вылез, никто так и не понял. Просто не было – и раз, появился, подпирая дверной проем. Бандит выглядел замученным и растерянным, и дышал тяжело. Может, только вернулся с очередной разборки?
- Что случилось? – спросил отец сразу.
- Мартини исчез.
Глава 38
Ночь была и тихой, и громкой одновременно. Ковальский помнил, как в детстве еще ездил в деревню к каким-то дальним родственникам – нравилось, конечно, простор, солнце, свежие овощи с грядки, парное молоко, игры в прятки среди кукурзных полей с бог знает, сколькиюродными братьями... но вот ночью он, шестилетний, очень боялся идти через темный, полный чудовищ огород к притаившемуся в самом его конце нужнику. Монстрами становилось все – и подсолнухи, склонившие свои круглые лохматые головы, и подштанники деда, забытые на веревке, и прислоненная к стене покосившейся бани литовка. Так и шел, пригибаясь и вздрагивая, поеживаясь от ночного холодка, в свете звезд и неяркого соседского фонаря над свинарником.
А теперь, проснувшись, понял – затерянная в лесу деревушка тоже живет по тем же правилам. Что-то в чаще ухало, ходило, вздыхало, пели неведомые птицы, что-то урчало, кряхтело и крякало, и кажется, слышались со двора неясные голоса. Духи? Люди?