Глава 42
Не возвращался он долго. Ася чувствовала ход времени, тяжеловесное вращение огромных давно ржавых шестерней, но никак не могла на это повлиять. Она была как душа в люльке на ветвях мирового древа, как бесконечно малый атом, как муха, навеки застывшая в капле янтаря. Наконец, спустя бесконечные тысячи лет, ее разум постепенно пробудился, а вслед за ним открылись и глаза.
Вокруг была комната. Беленные каменные стены, простая кровать – она сидела на ней – умывальник в углу, узкое, высокое окно до потолка с облупившейся рамой. За окном стоял серый мрачный день, пробрасывал снег, то и дело порывы ветра сотрясали здание – и оно в ответ протяжно стонало и вздыхало.
Ася спустила с кровати босые ноги – пол оказался ледяным. Поджимая пальцы, прошла к окну, вся забралась на широкий пыльный подоконник.
Вокруг, сколько хватало взгляда, было море. Оно колыхалось в зимних штормах, а каменистый берег то и дело захлестывали волны. Деревья – сейчас лысые и несчастные, то и дело вздрагивали от ветра. Людей, кажется, ни одного не разглядеть. Построек тоже не наблюдалось, только краем глаза заметила Ася какую-то странную башню в несколько этажей.
- Ну и где я? – спросила она сама у себя.
Больше спрашивать было не у кого. Исчез Ян, исчезла мать, даже вонючий дохлый ворон и посол Гондураса больше не присутствовали. Не было отца, его закадычного друга, тетки не было... Ася поняла, что осталась одна. Даже Ленин, который таскался за ней вообще везде, и его постоянно приходилось за хвост вышвыривать из туалета – и тот не появился.
Одиночество было жутковатым, и не у кого спросить даже, что это за новое место и каковы правила игры. Наверное, сгодился бы даже скелет на пне, в конце концов, зачем-то же он к ней привязался.
Паника пока не приходила, но Ася знала – в целом это возможно. Она вывела на пыльном стекле S.O.S. и глянула вниз.
Четвертый этаж, может, даже пятый или мансарда – прыгать высоковато. Ася вернулась к осмотру комнаты. Скошенный потолок, в углу – неприметная, запылившаяся тумбочка с полуоторванной дверцей. На ней книга, кажется, на немецком языке.
Ах да, имелась дверь.
Дверь можно открыть.
Или сломать.
Ася сглотнула, чихнула от пыли и пошла проверять, можно ли выбраться из комнаты.
Как она и подозревала, дверь оказалась заперта.
Тишины не было. Здание вокруг казалось пустым, а может быть, и было пустым, но ветер играл на нем, как на органе, море вздыхало и ревело, что-то рушилось, что-то передвигалось, вздрагивало... было страшно.
Ася сидела на кровати – какой-то отсыревшей и несвежей – прикрыв лицо руками. Сил у нее не было, оптимизм как-то поутих. Никто за ней не приходил, сколько бы она их не звала – маму, отца, Ленина, Яна... Каким-то образом этот выстывший, заброшенный мир на берегу неведомого северного моря оставался недосягаемым для всех, кого она знала и любила.
Снег, падавший с мрачного неба, сменялся дождем, ветер то стихал, то обрушивался с новой силой, заставляя стекла звенеть от напряжения, солнце не садилось, но и не поднималось полностью.
На море не было кораблей, не было лодок, не пролетали по небу самолеты, дирижабли... да вообще ничего, кроме надсадно оравших чаек, не пролетало.
Асе казалось, что этот мир умер и опустел, заброшен тысячу лет, и время лишь разрушает то, что еще осталось. Давно нет людей, чтобы прибираться, ремонтировать, строить, искать...
Она не могла уснуть, но в то же время и не чувствовала, что бодрствует. У нее словно отняли большую часть себя – и то, что осталось, не могло полноценно жить.
Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже в туалет – последнее, конечно, было кстати, учитывая, что Ася не могла выйти из комнаты, а гадить по углам очень не хотела. Было это, с ее точки зрения, признаком уже полной капитуляции.
В редкие моменты, когда ветер ослабевал, а из-за туч ненадолго выглядывало неяркое солнце, у нее появлялась надежда. Казалось, что немного отдохнет – и сила вернется. И тогда она сможет встать, выбить эту дверь или выпрыгнуть из окна, соорудив из простыни веревку. А снаружи зашевелится и вздохнет с облегчением этот застывший пустой мир.
Услышав голоса, Ася встрепенулась. Сперва подумала – опять шалит ветер, но ошибки быть не могло. Где-то внизу, может, в паре этажей от нее, гомонили и шумели, как на перемене. Она бы сейчас даже в школе оказалась с удовольствием, даже в кабинете директора с кровожадным осьминогом – и с самим директором тоже.