- Надо камлать, - добавил Тао Мэй. – Иначе никак не вспомнит.
- Не надо, - с земли, даже не пытаясь пошевелиться, возразил доктор. – Пусть все идет своим чередом.
- Вы о чем? – заинтересовался Ковальский.
- О тебе.
- И что значит «камлать»?
- Делать обряд, так понятнее? – пришел на помощь Тао Мэй. – Чтобы ты вспомнил поскорее.
- А что я должен вспомнить?
- Себя.
- Мне почему-то не нравится эта перспектива, - честно сказал командир. – Я еще недавно был нормальный, а теперь жизнь пошла настолько странная, что у меня просто слов не находится. Даже матерных. Да еще надо вспомнить какую-то Марусю... Я что-то наелся.
- Я понимаю, это все очень непросто, - согласился доктор и наконец поднялся с земли, хотя лежать ему явно было комфортнее.
Он отряхнулся, а потом вдруг упал на корточки и... превратился в волка.
Глава 21
Волк был огромный, белый и весь какой-то ободранный. То ли голодный после непростой зимы, то ли просто умудренный годами одиночка, так и не прибившийся к стае. Ковальский смотрел на это во все глаза, очень надеясь, что в это время хотя бы замерзает насмерть среди обломков самолета в недрах Арктики.
Волк постоял немного в сторонке, потом мягко подошел к Ковальскому и сел подле него.
Слов у командира не нашлось.
- А я так тоже умею? – немного отойдя от шока, уточнил Максим у Тао Мэя.
Сорьонен потом ушел за юрту и там, очевидно, развоплотился, потому что вернулся такой же, как был, в обтрепанной после потасовки куртке и зимнем камуфляже, правда, почему-то босиком. Куда подевались унты, осталось неизвестным.
- Так ты поэтому тапки носишь в любую погоду! - заметил Ковальский, неловко и немного глуповато улыбаясь.
Ничего умного по поводу того, что его подчиненный и очень вероятно, кто-то еще, умеет превращаться в огромного волка, он сказать так и не смог. Среди прочих странных событий это оказалось вишенкой на торте. Психика командира сдала. Он понял, что спит, и если через полчаса откуда-нибудь появится, скажем, слон, или пресловутый недовымерший динозавр, он уже совершенно не удивится.
- Поэтому, - сразу согласился доктор, взял его под руку и потащил в юрту. – Пойдем, чаю попьем.
- Давно пора! – обрадовался Тао Мэй, наблюдавший за сценой с некоторой дистанции.
Очевидно, не хотел оказываться между двух огней. Впрочем, Ковальский начал подозревать, что азиат не вполне материален в общепринятом смысле этого слова. Ну, либо владел способностью к телепортации, кто ж его знает!
В юрте было темно и душновато.
Пахло шерстью, благовониями и мясом, которое варилось на очаге в большом алюминиевом тазу. Рассмотрев сосуд получше, Ковальский предположил, что стирка или омовение жильцов тоже происходят в этой же таре по мере необходимости. Но мясо, наверняка, варили чаще всего.
- Суп скоро будет, - пояснил Тао Мэй и вытащил огромный чайник, темно-зеленый, до последней составлявшей его молекулы советский, с чуть облупившейся у носика эмалью и поникшим свистком. – Пейте пока чай.
- Осторожно только, - предупредил Сорьонен. – Чай тут своеобразный. Много сразу не пей.
- Да ну что ты! – возмутился азиат. – Хороший чай!
- Я и не говорил, что плохой! Просто после него суп уже может не поместиться.
- Помню, помню, как тебя сморило! Голодный был, плохо вас там в армии кормили...
- А сейчас хорошо? – заинтересовался Ковальский.
- Приемлемо, - дипломатично ответствовал доктор и протянул ему большую пиалу, по бокам которой вытянулись в карьере разноцветные кони. От напитка, беловатого, с каплями жира, дрейфовавшими по поверхности, шли пар и очень странный запах. – Вот, пробуй.
- Чеснока добавил! – гордо сообщил Тао Мэй.
Это Ковальский уже и сам почуял, и отдал бы полцарства за простой индийский чай из сухпая, но сухпай был от него теперь так же далеко, как и все остальные известные блага цивилизации. Зажмурившись, он отхлебнул чаю.
Нутро сразу заполнило теплом, хотя вкус у напитка был крайне непривычный.
Со второго глотка бросило в жар.
- Так-то получше! – одобрил Тао Мэй, заметив, что лицо у командира стало бордовым. – Все болезни от холода!
- Жирное нормально переносишь? – уточнил вдруг доктор.
- Плюс-минус.
- Тогда не увлекайся. Понемногу привыкнешь.
- А придется?
- Ковальский, я бы знал!
- Ну, у меня сложилось впечатление, что тебе тут все знакомо, - удивился Максим.
- Как сказать, - медленно проговорил доктор. – В этой жизни я тут еще не бывал.
Следующим глотком чая командир подавился.
Глава 22
Кто-то за их столик сел, и наполовину улетевшая в великие степи Ася сперва ничего не заметила. Может, по ошибке? Но ошибки, оказывается, не было. Посол Гондураса с легкой печальной улыбкой сморел на нее. Потом смутрился и стал смотреть на стол, где стыли остатки обеда.
- О, привет, Франс, - заметил его Ковальский. – Ты к нам какими судьбами?
- Шел мимо, смотрю – вы сидите. Обратно иду – все еще сидите. Решил поздороваться.
- Ты вовремя, - вздохнул Макс. – Я тут пытаюсь объяснить эту фишку со смертью нашему юному поколению, но почему-то не могу. Не мастер слова, как-никак.
- Да все в порядке! – вмешалась Ася.
- Вот настоящий мастер слова и классической литературы, - настоял Ковальский. – Пусть он расскажет.
- То есть ты тоже в курсе всего, - констатировала девушка. – И тоже умер пару раз?
- Один раз – точно. Только в отличие от этих психов, я спокойненько умирал от рака лет двадцать, а потом взял и все-таки умер, - не изменившись лицом, сообщил посол Гондураса.
Ася промолчала.
Ей стало не по себе, и что умного сказать на такое сообщение, она просто не знала. Вместо этого смотрела исподтишка на точеное лицо с неестественно бледной кожей.
- А сейчас ты не болеешь? – вдруг вырвалось у нее.
- К счастью, нет, - натянуто рассмеялся де ля Серна. – Просто загорать не люблю.
- Это ты зря, - хмыкнул покрытый веснушками Ковальский. – Солнышко всех любит.
- Особенно меня, - насупилась Ася, которую попытки загорать летом на даче приводили сперва к свекольному цвету лица, а потом кожа сразу начинала сходить целыми лоскутами, как у змеи в линьку.
Посол Гондураса почесал висок – и даже это нехитрое действие вышло у него деликатным, в отличие от того же Яна, который, поправляя почти отсуствующую прическу, напоминал блохастую псину.
...От чая Ковальского сморило, и он уснул – даже не понял, как и где. А когда проснулся, не стал открывать глаза, так сильна была надежда, что он окажется снова в заполярной военной части, на своем жестком диване в кабинете, ну или хотя бы даже в больнице. Где угодно в нормальном привычном мире.
Что-то под головой было жесткое и к тому же теплое.
А пахло вокруг по-прежнему козьей шерстью и чем-то острым, отчего сразу захотелось чихнуть. Наверое, воскуряли какие-то благовония, а их Ковальский с детства не терпел – сразу начинал безостановочно чихать, стоило зайти, к примеру, в церковь.
Надежды на то, что вокруг хотя бы даже церковь, почти не оставалось.
- Может, ускорить процесс? – предложил Тао Мэй.
Ковальский навострил уши и зажмурился. Ему стало интересно, и объявлять себя проснувшимся он сразу передумал.
- Я против, - спокойно отозвался доктор.
Судя по тому, как звучал голос, он был где-то очень близко.
Говорили, что забавно, по-русски.
- Зачем мучить? Дадим отвар, полежит пару дней в лихорадке, зато потом будет как прежний.
- Я так не хочу, - настоял Сорьонен.
- Дело твое, - рассмеялся азиат. – То есть не давать ему переродиться нормально – это ничего, это гуманно. А избавить от шаманской болезни – жестокость. Не пойму я вас, белых людей! Двести лет живу, а понять так и не смог.
- Ничего сложного, по-моему, - буркнул доктор.
- Ну да, конечно. Я вот, например, не возьму в толк, почему у тебя сохранилась твоя личность в качестве основной, хотя ты должен был стать одним из тысячи тысяч, при том, что ты далеко не самый сильный из них. Но ты не голос в хоре, ты сидишь, как ваш вековечный старец с кантеле, один посреди тундры, и ничего тебя не берет!