- Не ворчи, Мэй, - гораздо мягче попросил Сорьонен. – Я этой судьбы не выбирал. Принял и то с трудом. Но вот если бы не он – не смог бы. Поэтому прости, не смогу отпустить. Ни сейчас, ни, наверное, никогда.
- Да понял я это! – фыркнул Тао Мэй. – Так и дай ему отвар, я мигом сварю. Раз – и готов будет Маруся. Чем плохо?
- А тем, что мне все, чем он стал, тоже важно. Я ведь тоже давно не прежний. Пусть будет какой есть. Вспомнит потихонечку, что сможет, а остальное, видно, и не важно.
- Ну, как хочешь, - азиат, кажется, капитулировал, а у Ковальского вместо ответов появилось еще больше вопросов.
Хуже того, что-то ему сделалось совсем не по себе от вновь открывшейся информации. И по сравнению с тем, что он случайно услышал теперь, динозавры, перемещения в пространстве при помощью юрты и доктор, который умеет превращаться в волка, правда, теряет при этом обувь, как-то померкли.
- Ну, это в его духе, - не выдержал посол Гондураса.
Ковальский, наверное, про него вообще забыл, потому что вдруг покраснел до состояния свеклы и опустил глаза. Причину этого Ася так и не поняла, но решила, от греха подальше, не спрашивать. Вместо этого осторожно потрогала господина де ля Серна за бледную аристократическую руку и уточнила:
- Что именно?
- Опыты над людьми в стиле доктора Менгеле, - хмыкнул посол. – Это я на себе испробовал.
- Не думал, что ты так это воспринимаешь, - вмешался Ковальский.
Голос у него был недобрый.
Асе тоже сравнение отца с доктором-садистом из шайки Гитлера не особенно понравилось, но она решила сперва разобраться, а потом уже бить посла тарелкой или стулом – в зависимости от тяжести оскорбления. Или оттаскивать Ковальского, если тот еще сильнее покраснеет и расширится в плечах, как какой-нибудь рассвирипевший анимешный самурай.
- У меня было время подумать и провести некоторые исторические параллели, - не изменившись лицом, сообщил де ля Серна. – И к сожалению, иных я не нашел.
- И зря, - зашипел Ковальский. – Он пытался тебя спасти. Как мог. Надо ему было, как думаешь, таскать из Великой Азии намоленные чаши и подсовывать их тебе вместо супниц?
- Дело не в супницах, а в цели. Зачем спасать того, кто не нужен и не хочет жить? Для чего создавать иллюзии? Жестокость в этом, а не в методах. И чаши, если хочешь знать, это еще была безобидная ерунда.
- Чаи Тао Мэя, полагаю, намного страшнее, - увильнул Ковальский.
Де ля Серна наживку не проглотил.
Ася с замиранием сердца вела отсчет до того момента, как папин друг все-таки встанет во весь свой немалый рост и выкинет посла Гондураса в окно. К величайшему ее сожалению, потому что историю все-таки хотелось дослушать до конца.
Все истории.
С отцом связано их так много.
Нужно было как-то спасать ситуацию.
- А кто эта женщина со шрамом на лице, вы не знаете? – обратилась она к де ля Серна, - Она тоже ставит над людьми опыты?
Де ля Серна застыл и, кажется, побледнел еще сильнее, хотя едва ли это было возможно. Ковальский тоже замер и потихоньку стек обратно на стул. Воцарилась тишина, и стало слышно, как в другом конце кофейни два негра болтают на непонятном языке.
- Где ты видела ее, девочка? – тихо спросил посол.
- Не в этом мире, - уклончиво сообщила Ася. – И очень недолго. Но она мне почему-то очень знакома.
- И не удивительно, - ощерился де ля Серна, коротко взглянул на Ковальского, а потом сказал, - Это ведь твоя мать.
Глава 23
Потом все случилось очень быстро.
Ася задохнулась, взглянула по очереди на посла Гондураса, на Ковальского, обоим сообщила нечто нечленораздельное по-японски и выскочила из кофейни. Куртка и сумочка остались на стуле, где она только что сидела.
Оба мужчины, очевидно, сперва остолбенели, а потом взялись препираться и возможно бить друг друга, потому что никто ее не догонял. Ася бежала по улице, рыбкой скользя между прохожих, и все никак не могла убежать достаточно далеко.
В горле стоял ком, в глазах слезы.
Добежав до куцего скверика, где сидел запылившийся гранитный дедушка Ленин, Ася остановилась, уперла руки в бедра. В боку кололо, легкие жгло огнем. Да уж, разучилась она бегать! От маахисов и то лучше получилось!
В изнеможении девушка опустилась на облупившуюся скамейку.
В скверике никого, кроме Ленина, не наблюдалось.
Это было хорошо, потому что никого видеть ей и не хотелось, ни сейчас, ни возможно, вообще.
- Почему они не говорили? – спросила Ася у вождя мирового пролетариата.
Вождь промолчал, хитро улыбаясь и будто бы подмигивая.
- Это что, какая-то страшная семейная тайна?
Ленин не знал.
- Что плохого, если бы я хотя бы знала, что у меня в принципе есть мама?! – выразила, наконец, свою мысль Ася.
Вождь вдруг пошевелился и почесал лоб рукой, которой до этого подпирал тяжелую от дум о строительстве коммунизма голову. Потом повел затекшими за десятителия сидения в одной позе плечами, повернулся к Асе и развел руками. Лицо у него при этом было добрейшее.
Ася, до сего момента наблюдавшая за оживавшей статуей с нездоровым любопытством, ойкнула и все-таки свалилась в обморок.
А когда очнулась, поняла, что ситуация, кажется, совсем вышла из-под контроля.
Ленина поблизости не было, а вот скверик был, и она сидела на той же лавочке, обняв колючий куст живой изгороди, ногой же попирала переполненную треснутую урну. Рядом с обеспокоенным лицом стоял посол Гондураса и, очевидно, решал, отцеплять ее от куста или пока не стоит.
- А где Ленин? – слабым голосом спросила Ася.
- Наверное, пошел устраивать революцию, - пожал плечами де ля Серна. – Его Ковальский ловить побежал.
- Вы оба – жопы. И тетка тоже! И отец! Один вот Ленин молодец, - сообщила девушка. – Знаете, почему?
- Догадываюсь. Извини, я почему-то думал, что они тебе сказали. Иначе бы, наверное, промолчал.
- Вот спасибо как раз, что не промолчал! – возразила Ася. – А то от этих ничего не добъешься. Мне в целом нравится мысль , что где-то у меня есть мать, пусть она и выглядит, как деревенский коммандос.
- Где-то – это правильно сказано, - вздохнул посол. – Потому что в этом мире ее точно нет.
- Я уже поняла. А что еще ты про нее знаешь?
- Не так уж много. Кажется, она была военным врачом, ездила во всякие горячие точки. Нагорный Карабах, первая Чеченская кампания... и по официальной версии, там она и пропала без вести. Возможно, похитили и замучили боевики.
Ася зябко передернула плечами.
- Неофициальная версия еще хуже?
- Мне она неизвестна, - нахмурился де ля Серна. – Но скорее всего, да.
Кухню заливал вечерний оранжевый свет, на плите посвистывал чайник, «чоко-пай» и конфеты стояли нетронутыми. Ася катала туда-сюда по столу вареное яйцо, которое нашла в холодильнике, собралась съесть, но так и не съела. Небольшой телевизор, висевший в углу под потолком, работал без звука, но девушка туда периодически заглядывала – было интересно, не покажут ли в новостях сенсационный сюжет о бегающей по городу статуе Ленина. Впрочем, пока ничего такого не было.
- Ну и что мы тут сидим? - зато на кухне откуда-то взялся Ян.
Почему он дома, Ася не поняла – тетки еще не было. Наверное, ждал ее, а может, того хуже, отсиживался.
- А ты любишь мухоморы? – не поднимая взгляда от яйца и затертой поверхности стола, помнившего, наверное, еще царя, спросила Ася.
Ян вздохнул.
Прошел к плите, выключил газ, добыл огромную кружку с цветами шиповника, из которой обычно пила тетка, бросил туда пару чайных пакетиков, залил кипятком, а затем разболтал в чае пять ложек сахару. Столовых.
С полученным адским напитком уселся напротив Аси за столом и сказал:
- Я это уже проходил. Хреново, но жить можно. Потом полегче станет.
- Что именно? – уточнила Ася, в который раз за день чуя недоброе.