- А потом? – сглотнув, уточнила Ася.
- А потом он сам вышел. Через месяц. Весь седой, тощий, как палка, и глаза дикие. Что с ним там было, так и не рассказал. Вот с тех пор и начал пропадать... время от времени.
Ася отложила «чоко-пай» и собралась было переспросить тетку, что именно та подразумевала под исчезновениями, но оказалось – поздно. Входная дверь грохнула, и квартира сразу начала заполняться людьми.
Сперва вкатился Ян, радостно оравший что-то Ковальскому, который замешкался на пороге, пытаясь одновременно расшнуровать берцы и отбиться от желавшего обниматься счастливого бандита. Мимо них, втянув и без того начисто отсутствовавшее пузо, протискивался по стеночке отец, судя по вектору движения – в туалет. Дальше почему-то стояли, недоверчиво друг на друга поглядывая, Эрно с его девушкой, вроде бы, той же, что заходила в прошлый раз. Это была миловидная анимешница с изумрудно-зелеными волосами, требовавшая, чтоб ее называли «Мику», и никак иначе. Несмотря на общие интересы, с Асей они как-то сразу не сошлись характерами. Жизнерадостная и как-то даже слишком милая пассия брата называла Асю угрюмой и постоянно на нее за что-то обижалась.
Зачем притащили в дурдом Мику, Ася как-то не поняла и не оценила.
Ковальский, наконец, сладил с берцами, Ян на время отцепился, согласившись на учебный поединок перед ужином, отец исчез в туалете, а Эрно уволок Мику сразу в свою комнату, не иначе, как заниматься анатомией.
А вот дверь входную никто так и не подумал закрыть. Ася собралась уже сделать это сама, как вдруг заметила, что на площадке все еще кто-то стоит и переминается с ноги на ногу, не решаясь зайти.
- А вы точно к нам? – крикнула она в подъезд. – У нас тут и так перенаселение.
- Вынужден признать, что да, - грустно ответил гость, отодвинувшись немного дальше.
Ася высунулась – стало интересно.
И на миг лишилась дара речи, подавившись уже почти готовым сорваться с языка саркастичным приглашением.
Оказывается, пожаловал к ним никто иной, как тот самый незнакомец из машины!
- Да быть такого не может! – выдохнула она. – И вы к нам!
- Я разыскивал доктора Сорьонена, - подтвердил гость. – И по счастливой случайности, наткнулся на него прямо во дворе!
- Это мой отец, - кивнула Ася.
Говорить так было довольно непривычно. Раньше, кажется, и не доводилось. Тем более с некоторой даже гордостью.
- Я вас не стесню?
- Ну вы хотя бы спрашиваете, - хмыкнула девушка, указав в сторону Ковальского и Яна, посреди коридора обсуждавших достоинства боевых стоек сразу с практическим приложением.
Увидев эту парочку, гость как-то переменился в лице. Асе показалось, что всерьез задумался, а не сбежать ли, пока не поздно, но все-таки овладел собой.
- Проходите же! – настояла Ася. – Дальше, наверное, только хуже будет!
И пока не случилось еще чего-нибудь, втянула незнакомца в прихожую за воротник куртки, захлопнула входную дверь, и сразу, не дав опомниться, отбуксировала на кухню. Там по крайней мере, никто еще не дрался.
- Посидите тут! Я сейчас отца позову.
- Я уже пришел, - отозвался Сорьонен, который и так уже стоял в дверях кухни. – Ася, познакомься. Это мой старый друг.
- Франческо де ля Серна, - отрекомендовался мужчина. – Атташе при посольстве Гондураса.
Ася фыркнула.
- Значит, вы не русский, - заключила она.
- Технически, русский, поскольку родился в России, - нисколько не обиделся Франческо. – Я ребенок Олимпиады.
Некоторое время у Аси ушло на то, чтобы понять, что это значит. Наконец, паззл сложился, и она не стала просить объяснений – наверняка, довольно неловких. Тем более, что разглядывать весьма привлекательного гостя нравилось ей все больше и больше. Вот только выглядел он и правда не очень, и то, что искал отца, называя доктором, вызывало смутную тревогу.
- Дочь, - обратился Сорьонен к ней. – Сходи пожалуйста, присмотри за этими двумя балбесами, чтобы не разнесли гостиную, хорошо? Мне надо поговорить с Франсом с глазу на глаз.
Ася нехотя кивнула.
Подслушать ей все равно не дадут.
Глава 6
Гости разошлись поздно, и как-то все сразу. Брат умудрился сбежать вместе с подругой еще до ужина, Ян с теткой уехали в кино сразу после, Ковальский заплел косу до пояса и отправился на собеседование – оказывается, успел найти какую-то работу неподалеку – а отец позвал Асю провожать Франческо де ля Серна. Де ля Серна, вообще-то, был на машине, поэтому идти оказалось недалеко,но по дороге они решили завернуть в аптеку, а потом, внепланово, еще немного перекусить в кондитерской.
Ася навострила уши, пытаясь выяснить хоть что-нибудь интересное, но разговоры у отца с гостем были скучными и немного жуткими.
- Школа закрылась, - рассеянно сообщил де ля Серна. – Совет попечителей не продлил финансирования. Сейчас корпуса стоят заброшенными и быстро разрушаются. Сам знаешь, какой там климат.
Сорьонен выразительно поежился.
- Жаль, - заметил он. – А у тебя какие планы?
- Пока не решил. Если ты считаешь, что путешествия пойдут мне на пользу, я готов попробовать.
Ася старательно смотрела в тарелку с едва надкушенным брусничным пирогом. Из пирога, уже успевшего подтаять, вытекало мороженое.
Отец пил чудовищно крепкий кофе, но ничего не ел. Тощие пальцы, похожие на птичьи когти, задумчиво барабанили по столу.
- Забавно, - вздохнул он почему-то. – Чем дальше, тем забавнее.
- Это уж точно, - хмыкнул гость. – У тебя такие взрослые дети!
- И я удручающе мало ими занимался, пока они такими еще не стали, - неловко улыбнулся отец. – О чем теперь очень сожалею.
Асе хотелось что-нибудь по этому поводу сказать, но она нашла в себе силы воздержаться от комментариев. Тем более, что беседа шла о вещах, которые ей были не вполне понятны. Де ля Серна, из Гондураса он там или еще откуда, смотрелся странновато, и чем дольше она за ним наблюдала, тем очевиднее это становилось. Нездоровая бледность, кожа – почти прозрачная, черные, как уголь, глаза, одежда – и та какая-то необычная, словно долго пылившаяся в музее. Иного описания ей Ася подобрать не смогла. Франческо выглядел так, будто случайно вывалился века из девятнадцатого и с радостью туда же бы и вернулся.
- Ася, тебе еще что-то взять? – Сорьонен затормошил ее за плечо. – Может, кофе?
- Нет, спасибо, - автоматически отозвалась Ася и вдруг поняла, что де ля Серна куда-то исчез. Его тарелку и кружку уже унесли, а она даже не обратила на это внимания.
Девушка встряхнула головой. Было муторно, точно она задремала и еще не вполне проснулась.
- А где посол Гондураса?
Отец рассмеялся.
- Звучит как-то ругательно. Он уехал домой, кажется.
- Давно?
- Минут пятнадцать назад.
- А почему не попрощался?
- Он попрощался, - доктор посмотрел на нее с едва ощутимым укором. – А вот скажи мне, милый ребенок, бывало, что ты, например, шла в одно место и оказывалась совсем в другом?
- У меня постоянно такое со школой.
- Я не об этом.
Ася потерла лоб. Голова соображала плохо. Кажется, лучше всего было и правда лечь спать, причем не на столе в кондитерской, а в своей родной кровати.
- Я подумаю над твоим вопросом, - пообещала она. – А пока давай просто пойдем домой.
Сорьонен нехотя согласился, но всю обратную дорогу отчего-то крепко держал дочь за руку и время от времени тревожно на нее поглядывал.
...Метель закрутила на неделю, не меньше.
Часть притихла, военные ныкались по казармам и прочим теплушкам, продрогшая техника жалась в капонирах. Собаки жалобно выли - чуяли полярных волков, бродивших неподалеку под прикрытием снежной круговерти.
К больничке, запрятанной почти в самом необитаемом углу базы, старался никто без крайней надобности не ходить. Там было как-то по-особенному неуютно, темно, и мело, кажется, даже сильнее. Окна кургузого здания едва светились, шквальныйветер рвал с крыши листы жести, те взвизгивали на все лады поистине адским хором.
Заболеваемость, и без того невысокая, в дни метели снизилась до нулевой. Если кто и отморозил нос, пробираясь от казармы до столовой, лечились народными средствами и заговорами.
Ковальский, живо представив себе толпу обмороженных и сопливых бойцов, временно отменил построения и лишь наведывался то в казармы, то в красный уголок – проследить за порядком. Впрочем, леденящий холод и завывания ветра даже его лишили привычного административного рвения. В песнях пурги чудились ему нездешние, страшные голоса. Задвинув шторы, Ковальский сидел до глубокой ночи в своем кабинете и читал в свете настольной лампы. Желтый круг света создавал какой-никакой уют, а сон командира избегал. Даже когда глаза уставали, а буквы начинали меняться местами, и Ковальский обреченно укладывался на жесткий диван, имевшийся тут же, то все равно ворочался с боку на бок и опасался закрыть глаза. Не нравилась ему эта погода. Впрочем, поделиться с кем-то своими опасениями начальник части, конечно же, не мог – не полагалось, да и репутация сковывала по рукам и ногам.
На пятый день, измаявшись от бессонницы до того, что начал при ходьбе шататься и цеплять стены, Ковальский сдался и побрел в больницу. Сумерки – то ли утренние, то ли уже сразу вечерние, успели сгуститься, снег остервенело швырялся в лицо, сек щеки. Окна медчасти светились неверным маяком, и что особенно командиру не нравилось, возникали то одном месте, то в другом, хотя держать курс он старался прямо на них. И двухэтажное основательное здание, наверное, самое старое из всего местного хозяйства, в белой круговерти как-то однозначно чернело... в разных местах. Эту явно нездоровую для больнички подвижность списал Ковальский на оптический обман зрения и последствия бессонницы.
Вот только шел он, кажется, уже не меньше получаса, а от штаба напрямую через плац до вотчины доктора Сорьонена было минут десять медленным шагом. Конечно, метель передвижения не облегчала, но не настолько же!
Ковальский понял, что сбился с курса и заплутал.
Паники он не ощущал, поскольку с огороженной территории куда-то в бесконечные полярные просторы, к волкам и медведям, ему все равно не уйти. И даже если буран водит его кругами, рано или поздно куда-нибудь он да придет. Не в больницу, так в гараж, а может быть, в столовую или казарму.
Еще минут двадцать командир шел, надеясь на это, а потом как-то по-настоящему испугался.
Вокруг была только метель – везде, а здания, все до единого, куда-то сгинули. Запоздало подумалось, что можно было вызвать Сорьонена к себе в кабинет, и пусть бы он шастал тут по сугробам в своих неуставных тапках (а заодно и переобулся бы, наконец).
Ковальский решил возвращаться в штаб.
Беда была только в том, что и штаба он не видел тоже, и где он теперь находится, представлял очень туманно. Даже идея вернуться по своим следам не особо обнадеживала – ветер слизывал следы моментально.
Орать смысла не было.
Ковальский подумал немного, потом достал табельный пистолет и пальнул куда-то в полные крутящегося снега небеса.
Грохот выстрела потонул в завываниях ветра.
Второй выстел постигла та же участь.
Прежде, чем прозвучал третий, из метели вышел кто-то, осторожно взял командира за руку и забрал пистолет. А потом обнял за плечи и куда-то повел. Ковальский, совершенно ошалевший, не стал сопротивляться.
Впереди показалось строение, недобро светившее тусклыми окнами. На крыше грохотала и повизгивала жесть.
Ковальского впихнули в темный коридор, там основательно отряхнули, избавили от шинели, и вытащили, все еще слегка невменяемого, на свет. Там-то и понял командир, что нашего его доктор Сорьонен. В халате и китайских шлепанцах. То и другое щедро было усыпано снегом, который уже начал таять.
- Я к вам и шел, - как-то совсем по-домашнему сообщил командир части и рухнул на старую обтянутую потрескавшимся дермантином скамеечку.
- Знаю. А палил в кого?
- Пытался привлечь внимание.
- Окно на втором этаже вышиб. Хорошо, в палате никого не было, - сварливо заметил доктор.
Ковальский устало прикрыл глаза.
Ругаться с доктором у него совершенно не было сил. Странный, словно он по ошибке забрел в параллельный мир, переход от штаба до больницы отнял последние силы у измотанного бессонницей организма. Окружающую действительность он теперь воспринимал с трудом, словно через слой густого вязкого тумана.
- Жалобы есть? – вернулся к своим профессиональным обязанностям доктор.
- Есть. Бессонница замучала. С тех пор, как началась эта метель, не могу уснуть, - честно сказал Ковальский.
- Это бывает, особенно у тех, кто недавно приехал, - пожалел его Сорьонен. Или не пожалел. По-русски он говорил вроде бы чисто и почти без акцента, но все равно чувствовалось, что язык ему не родной. – Пройдет.
- А сейчас что-то сделать можно?
Доктор кивнул, ушел ненадолго, а потом вернулся с небольшой бутылкой чего-то черного и вязкого. Бутылку он выставил на стол, а к ней достал пару рюмок и какую-то чашку, в которой было мясо – не то сухое, не то попросту замороженное.
- Можно. Вот это, - просто сказал он.