Перед Масой проскользнула змея, тонкая и серая, как пояс ее кимоно. Старушка взяла несколько бамбуковых веток и вышла из сарая.
Вернувшись в сад, она увидела следующую картину: Тадаши сидит между двумя маленькими кучками, в одну сложены сорняки, в другую — оборванные белые хризантемы. А сам он потряхивал майонезную банку, чтобы лягушки попрыгали.
— Зачем же ты оборвал цветы? — недоуменно спросила Маса.
— Они были героями и погибли, когда бились с вражескими солдатами, — невозмутимо объяснил внук.
Маса не знала, смеяться ей или отругать мальчишку. Она редко бранила кого-либо. Воспитанием и детей, и внуков занимался в основном Такео. Он-то уж точно знал, когда надо проявлять строгость, а когда дать малышам слабинку и посмеяться вместе с ними.
Пока бабушка подпирала бамбуковыми палочками стебли гороха, внук вырыл в углу сада ямку и похоронил жертв войны между (сорняками и хризантемами. Надо бы ямку сделать глубже, заметила про себя Маса, тогда ссорняки больше не вылезут.
Вдали завыла фабричная сирена — полдень, перерыв на ланч. Тадаши, сев на крыльщо, раскрыл коробку с едой. Неподалеку от негю Маса озабоченно осматривала еще не распустишшиеся цветы. Какие-то вредители методично уничтожают листву, но бутоны, вроде, целы.
— Мама сейчас пошла на ланч, да? — спросил Тадаши.
— Конечно.
— Она говорила, что на ее работе стсоят сто швейных машинок. Это правда?
— Думаю, да.
— Они там точно есть. Я их во сне видел. Из них все время иголки вылетали, как гпули. — Тадаши отложил палочки и, щурясь, гаосмот- рел на солнце.
— Так вот ты почему плохо спишь? Тебя пугают страшные сны?
Тадаши вновь взял палочки, набил {рот рисом и откусил кусок цыпленка. Пото»м объяснил бабушке:
— Нет, не пугают. Я плохо сплю, потому что мне жарко.
Когда он покончил с едой, Маса пове-ла его в дом. Тадаши остановился около детском горки.
— Можешь покататься на ней, а потом пойдешь спать, — сказала бабушка.
— Нет, не хочу. Там занозы.
— Какие занозы? Смотри, она гладкая как стекло, — Маса провела рукой по деревянной поверхности.
— Все равно, не хочу. Я уже большой.
Маса хорошо помнила тот день, когда Такео
закончил сооружение детской горки. Это было спустя две недели после того, как родилась Шидзуко. Горка была рассчитана на малышей, и Такео сделал ее невысокой — всего лишь пять ступенек. Все их дети и внуки в свое время катались с нее. Тадаши тоже катался — в день похорон Такео, пока взрослые ждали священника. Когда священник пришел, и фоб открыли для последнего прощания с покойным, Тадаши от страха закричал. Масе пришлось увести его в сад, чтобы он успокоился. С тех пор Тадаши невзлюбил детскую горку и рассказывал всем, что его дедушку затолкали в большой ящик и отнесли на чердак.
Тадаши осторожно провел ладонью по скату горки.
— Ну что, нашел занозу? — спросила бабушка.
Мальчик отрицательно покачал головой.
— Давай, я подержу твою банку, а ты залезай и прокатись. Всего разок.
— Она сломается. Я большой.
— Твой папа катался с нее, когда был еще больше тебя. На всякий случай отдай мне банку. Тогда горка уж точно не сломается: это все- таки лишняя тяжесть.
Тадаши заколебался.
-Давай-давай. Ведь ты не боишься, правда?
Тадаши попался на удочку. Наконец-то расставшись с банкой, он осторожно вскарабкался на горку. Враждебно взглянул на бабушку и полетел вниз. Вскочив на ноги, он вырвал банку из рук Масы. Глаза у него были по- прежнему злые.
— Ну вот, она не сломалась, и ты ничего себе не занозил, — примирительно сказала бабушка.
Ничего не говоря, Тадаши направился в гостиную. Маса дала ему одеяло и подушку. Он улегся на пол, спиной к алтарю, а свою банку поставил рядом с подушкой.
— Почитать тебе что-нибудь или ты и так заснешь?
Тадаши молча закрыл глаза. К облегчению Масы, через пять минут он спал, как сурок. Его рот, обычно сжатый, во сне расслабился, лицо раскраснелось от солнца. В банке послышался слабый шорох: одна из лягушек тщетно пыталась выпрыгнуть. «Я не дам им подохнуть», — подумала Маса, взяв банку. Тадаши, обнаружив пропажу лягушек, наверное, будет вопить как резаный, но должен же кто-то внушить ему, что нельзя убивать живых существ.