Анпу, который снова смог дышать, немного пришёл в себя и вновь вознамерился исчезнуть. Однако возникла новая проблема: казалось, царица напрочь забыла о его существовании. Он дождался паузы и быстро вклинился в этот поток слов:
— Так Ваше Величество приказывает, чтобы я выдал эти припасы Его Высочеству?
— Приказывает? — Царица повернулась к Анпу, и её глаза полыхнули снова. — Ты слышал мой приказ: ничего ему не давать! Ничего, ничего! Клянусь бородой Птаха, почему я не могу найти толковых министров? Вы, новенькие, тупицы и чужаки! Новые лица — вот и всё, что я вижу вокруг, новые, чужие лица! Оставь меня, оставь меня!
Анпу ушёл — точнее, бежал, — но только для того, чтобы по возвращении в контору предстать перед другой парой глаз. С безнадёжным спокойствием человека, припёртого к стенке, он передал Мен-хепер-Ра всё, что сказала царица.
На лице Его Высочества появилось непонятное выражение. Спустя мгновение он странным и резким тоном сказал:
— Бедная госпожа Шесу! Действительность наступает на неё со всех сторон.
— Прошу прощения, Ваше Высочество? — захлопал глазами Анпу. Поскольку ответа не последовало, он заставил себя сделать неизбежный вывод: — Таким образом, как видит Ваше Высочество, я должен отказать вам в выдаче товаров.
Мен-хепер-Ра медленно вдохнул в себя воздух и выпрямился.
— Да, должен, — отрывисто бросил он. — Не важно, я возьму их сам.
Он шагнул на склад. Отчаявшийся Анпу, дрожа всем телом, преградил ему дорогу.
— Ваше Высочество... это запрещено.
Глаза Тутмоса оказались в нескольких дюймах от его собственных.
— Я ношу кобру, — сказал Мен-хепер-Ра. — Только попробуй прикоснуться ко мне!
Это мгновение навсегда осталось в памяти Анпу; возможно, оно было самым главным в его жизни. Несколько месяцев спустя, когда у Анпу не хватило сил хранить это воспоминание про себя, он детально описал случившееся двум ближайшим друзьям — молодому Пьюмра, заменившему Инени на посту надсмотрщика за общественными работами, и Интефу, владельцу Таниса и правителю Западных Оазисов — таким же новичкам в совете, как и он сам.
— Клянусь матерью могучего Амона! Ничего себе положение! — пробормотал Пьюмра, когда рассказ был окончен.
Интеф не сказал ничего, но в его глазах горел неподдельный интерес.
— Добро, если бы это случилось только один раз, — сказал им Анпу. — Но — помоги мне Амон — теперь это происходит каждую неделю.
— Ну, — поторопил Интеф, — дальше, дальше! И что же ты делаешь?
— Друг мой, а что я могу делать? — Анпу беспомощно развёл руками. — Я выдаю ему припасы... и умоляю ничего не говорить царице.
— Ага! Естественно! — ликующе выдохнул Интеф.
Двое остальных посмотрели на него с опаской.
— Значит, ты считаешь естественным, — прошептал Анпу с проблеском надежды в голосе, — делать то, что он приказывает?
— Да, считаю. — Интеф поднялся на цыпочки и обвёл взглядом сад, в котором они стояли. Удостоверившись, что поблизости нет ни души, он вполголоса продолжил: — У меня тоже было нечто подобное — три года назад. Только в моём случае повторения не требовалось. — Он нагнулся и перешёл на шёпот: — Знаете, кого мы вот уже три года по приказу Его Высочества выращиваем в Западных Оазисах? Лошадей. Жеребцов для армии. Царица об этом ещё ничего не знает.
В тот же год ветреным солнечным утром через неделю после праздника Высокого Нила Фивы потрясла весть о новом зловещем предзнаменовании. Накануне вечером визирю и Верховному жрецу Амона Хапусенебу, сидевшему за обедом, принесли письменное послание. Он встал и вышел в залитый лунным светом сад, где полчаса спустя был найден с торчавшим в горле кинжалом.
Во время допроса слуга, который доставил послание, кричал в голос, что депешу ему передал начальник лучников — он-де ясно видел значок на кожаном браслете незнакомого стража, когда проводил его в сад и попросил подождать. Больше ничего от него добиться не удалось; но поскольку с тех пор, как Ма-ке-Ра распустила телохранителей и в Египте никакого начальника лучников не существовало, его показания только запутали дело.