Утро оказалось сырым. Прошел дождь, и очень не хотелось вылезать, из нагретого за ночь, спальника. Но, куда деваться, если над душой стоит эльф и долбит: "Поднимайся! Поднимайся! Поднимайся!"
— Не ври, я так не делаю! — Буркнул Ниал, уже собравший свои пожитки и котелки и седлавший коня. А рядом с ним Федька, для которого эльф оказался идеалом и теперь он ему подражал практически во всем.
Я все еще валялась и никак не могла открыть глаза. Но вставать все равно пришлось. Как бы жалобно я не старалась выглядеть, Хранитель был непреклонен. На завтрак он кинул мне булку с яблоком. Вот и отведайте в сухомятку, моя императрица, сей дивный завтрак!
Мы продолжали ехать по тракту, и утро уже перешло в полдень, когда нам по пути встретился табор светловолосых людей. Я вспомнила земных цыган, но Ниал сказал, что здесь они называются липаргами. Они были одеты в такие же цветастые одежды, и украшения звенели на их руках, ушах и шеях. Красивые девушки и женщины, не менее привлекательные парни и мужчины, симпатичные детки окружили нас в танце и пении, перекрыв дорогу и приглашая отобедать с ними. Я, вообще-то, уже была голодна. Ниал же что-то буркнул себе под нос неразборчивое, а потом мысленно мне передал, что отказ от приглашения древнего народа — плохая примета. Так что придется остаться, только надо быть внимательными.
Коней наших тут же запустили в табун, а нас к костру. Веселый народ, ничего не скажешь! Обедали мы ярко и громко, и не было ни малейшего ощущения опасности или враждебности. После трапезы пустились в пляс под звон бубенцов и скрипок. Цветастые пышные юбки кружились, как опадающие с деревьев листья, украшения бряцали и звенели, длинные светлые волосы сияли на солнце. Где-то посреди этой роскоши мелькал счастливый Федька. Танец закружил в своем ритме так, что я забыла о том, что я не из этого мира, что еду в гибельное место, и что могу не вернуться. Было просто легко и хорошо.
После быстрых танцев, когда мы растрясли все, что было съедено, проникновенный плач скрипок настроил на лирический лад. Как-то резко оборвалось веселье, когда пронзительные голоса трех женщин липарги зазвенел над миром. Каким-то неизбежным казалось это трио: симпатичная девочка-подросток, шикарная в расцвете своих сил мать пятерых детей, что уселись сейчас рядом с ней, и пожилая, но все еще красивая женщина. Голоса их отличались точно так же, как и внешность, но когда сливались в один поток, вызывали трепет в душе и мурашки по телу. Слова на незнакомом языке не говорили мне абсолютно ничего, но сияние, исходившее от поющего трио (что напомнило мне три смерча из сна), показывало мне суть песни — беззаботная юность и глупость, защита и уход за семейным очагом и мудрая седая старость. А что дальше каждый знает. Жаль только тех, кто не проходит эти три стадии, а умирает в середине или начале пути. Для меня ли эта песня исполнялась? Надеюсь, что это просто совпадение. Почему-то на ум пришел рубаят Омара Хайяма:
"Как там в мире ином?" — я спросил старика,
Утешаясь вином в уголке погребка.
"Пей!" — ответил. — Дорога туда далека.
Из ушедших никто не вернулся пока".
И я пила, поднесенное мне красное вино, что в этот вечер задурманило мне мозги. Я легко подвержена парам алкоголя, а что уж говорить о самой жидкости? Вино мягко текло по горлу, обволакивая меня туманом покоя и счастья. Но от четвертой полулитровой чарки я отказалась, решив откланяться под благовидным девичьим предлогом. Захватив ту девушку, что ранее пела песню с собой, ибо проводить меня до ближайшего холмика по этим самым делам я никого другого попросить не смогла. Шла я зигзагами, забурилась в табун к лошадям, пытаясь их расцеловать в благородные морды. Лея, сопровождающая меня девушка, с трудом оттащила меня от коня Ниала, которому я начала жаловаться на его бессердечного хозяина.
Следующая вспышка воспоминаний привела меня в палатку к старшей женщине, что пела, бабка Леи, Аланисс. Высокая и статная она поражала своей красотой. Я удивлялась, как в таком возрасте (что по секрету мне сказала Лея, лишь бы я только шла за ней и не отставала) можно выглядеть настолько сногсшибательно. Какая-то известная земная женщина сказала, что красоту взрослая женщина должна заслужить. Аланисс была самим воплощением этой заслуги пред женственностью.
Палатка ее сплошь была завешана яркими платками, но это все, что напоминало о салонах гадалок и ведьм. Определенный творческий порядок царил внутри, пахло благовониями, на полу раскиданы подушки в одном углу, где женщина спала, во втором стоял низенький столик, за который мы и уселись прямо на пол. Никаких трав, лягушачих лапок, сушеных змей и глазьев зомби я не заметила, как не старалась.