«Я бродила в маленьком дворике, обсаженном туями, думала о детях, томилась неизвестностью. В эти дни я читала «Доктора Живаго» Пастернака… — и чтение разрывало мне сердце. Я рыдала над книгой, мешая ее слова со своими, ее печаль со своей, плача о себе, о детях, о несчастной замученной стране, которую я покидаю, но люблю. Я не могла скрыть своего настроения, и сестра Флорентина испугалась, утешая меня, сказала, что будет молиться обо мне и о моих детях в часовне. Много слез было выплакано в тот день, и наутро стало легче» («Только один год»).
В воскресенье 26 марта была католическая Пасха, и Светлана горячо молилась в соборе Сен-Николя. Ей все равно было, где молиться, — в православной церкви, на берегу Ганга или в католическом соборе: ведь люди повсюду молят Бога об одном и том же, убеждала она себя, — о помощи себе и своим детям, о душевном покое. Светлана благодарила Всевышнего за все, что он дает ей, и просила милости и щедрости ее детям. «Меня душили слезы, в глазах темнело, я не могла остановиться. Пасхальная месса была пышной, долгой, торжественной, много раз все опускались на колени, — и это было то, что мне сейчас было нужнее всего» («Только один год»).
Но уже на другой день она спустилась с небес на землю и занялась делами. Джордж Кеннан посоветовал ей как можно скорее найти адвокатов, которые возьмут на себя издание книги, получением визы, гонорара… Светлана чувствовала себя деревенской жительницей, попавшей в большой город. Но нужно было понемногу привыкать к новым реалиям.
В будущем оказалось, что она не лишена практической жилки. Америка быстро научила ее самостоятельно вести свои дела, на равных общаться с адвокатами и не слишком им доверять. Но пока что Светлана покорно подписывала все документы, передававшие в руки адвокатов заботы о публикации книги, деньгах, визе. Ей ничего не говорило имя «Хапер и Роу», будущего издателя книги. Важно, что книга все-таки скоро увидит свет, причем не только в Америке, но и во многих странах мира.
«Я просто целиком доверилась в руки людей, пришедших мне на помощь в трудную минуту, — писала Светлана. — Я отправилась в долгое плавание на корабле с хорошей, дружественной командой — стоит ли думать в этот момент, что делает команда? Они знают свое дело лучше меня. Надо сказать спасибо за то, что меня берут на корабль» («Только один год»).
Уже в Швейцарии на Светлану обрушилась лавина писем. В первые же дни ее пребывания там все западные газеты, радио и телевидение оповестили о побеге дочери Сталина. Журналисты рыскали по стране в поисках ее тайного убежища. Но почту чиновники МИДа пересылали Светлане в монастырь. Эти послания часто отвлекали ее от грустных мыслей.
Русские эмигранты советовали ей поселиться в Австралии, обещали помочь с визой. Мужчины предлагали руку и сердце. Наиболее бескорыстные, не преследующие никаких иных целей, кроме желания помочь, писали только о фиктивном браке, чтобы она могла быстрее получить гражданство. Некоторые письма трогали Светлану: совершенно чужие люди тревожились о ней, желали счастья и покоя.
Но она с нетерпением ждала одного-единственного письма — из Москвы. Наконец оно пришло. Сын писал, что они с Катей три часа провели в аэропорту, дожидаясь ее самолета, и не могли поверить, что она так и не прилетела. Несколько дней они не знали, что и думать. Потом в газетах появилось сообщение ТАСС о том, что Светлане Аллилуевой продлена виза и она пробудет за границей еще некоторое время. После этого «мы более или менее успокоились, — писал Иосиф. — И жизнь вошла в свою колею. Если не считать того, что Катя до сих пор никак не может войти в эту самую колею, да и мы, честно говоря, мало что понимаем… Нас очень удивило то, что со времени твоего отъезда из Индии мы не получали от тебя никаких вестей, и я даже звонил в посольство Швейцарии и просил, чтобы мне помогли с тобой связаться… Нам бы очень хотелось написать тебе непосредственно или, что самое лучшее, поговорить с тобой по телефону обо всем. В частности, нам бы хотелось знать твои планы на будущее, как долго ты собираешься там пробыть и когда собираешься вернуться? До свидания. Целуем. Ося. Катя».
Светлана представила, как тяжело сейчас ее детям. То и дело звонят друзья, знакомые, спрашивают о ней. А Ося с Катей ничего не знают: ведь они так и не получили ее письма на пятнадцати страницах. Это письмо прочли те, кому оно не предназначалось. Похоже, в Кремле пока выжидают, замалчивают ее побег и надеются вскоре строптивую женщину вернуть на Родину. Послу в Индии Бенедиктову было дано такое задание, и когда он с ним не справился, его лишили теплого местечка и прогнали со службы.