Она обладала счастливой способностью «само-восстанавливаться», прогонять тоску и дурное настроение. Природа, доброта и сочувствие людей, окружающих ее в то время, очень помогали этому самовосстановлению. Но однажды Светлане захотелось взбунтоваться, как-то выразить свой протест против безобразной кампании, развернутой против нее. Она гостила на ферме у Кеннанов. В этот день дома остались только семнадцатилетний Кристофер Кеннан и младшие дети. Светлана позвала их на веранду, где в небольшом гриле жарили мясо. Заинтригованные дети последовали за ней и с любопытством смотрели, как она положила на тлеющие угли советский паспорт и торжественно объявила:
— Кристофер! Вы все присутствуете при торжественном моменте. Я сжигаю свой советский паспорт в ответ на ложь и клевету!
«Кристофер широко раскрыл глаза. Паспорт ярко вспыхнул… Потом я вынесла вон горстку золы и дунула на нее. Она разлетелась по ветру…»
Так Светлана ответила советской «карманной» прессе, объявившей ее психопаткой, предательницей Родины, плохой матерью. Но ведь западная, демократичная пресса тоже ее не щадила. И на этот счет у Светланы сложилось свое мнение: «Свобода — бесценный дар. За нее приходится дорого платить!»
Большим утешением после всех ударов стал выход книги. Светлана испытывала настоящее счастье, когда взяла в руки первые экземпляры «Двадцати писем к другу», изданные «Харпер и Роу» по-русски и в английском переводе. Наконец она почувствовала себя писателем. Еще полгода назад в Индии издание книги представлялось неосуществимой мечтой, фантазией. И вот это чудо свершилось.
С этого дня Светлана ждала отзывов о книге, ей хотелось говорить о своем первом «детище», поделиться планами и замыслами новой книги. Но, увы — корреспонденты задавали все одни и те же нелепые вопросы, одно интервью следовало за другим, и все они были сплошной пыткой.
Критика и официальные круги встретили книгу довольно прохладно и с недоумением: они ждали громких разоблачений, серьезных исторических мемуаров, а вместо этого получили просто историю семьи. Светлана пыталась объяснить это недоразумение, но ее не слышали.
Лучшими, самыми непредубежденными читателями стали женщины. Они приняли книгу как есть — им интересна была именно семейная хроника, человеческие взаимоотношения, судьбы женщин из рода Аллилуевых, особенно Надежды и Анны Сергеевны. Письма от таких читателей приносили Светлане большую радость.
А вот рецензии официальной прессы в Европе и США больно задевали не только авторское самолюбие… Разочарованные тем, что не нашли в книге «тайн Кремля», журналисты называли ее «преданной дочерью, защищающей своего отца», «свалившей все исторические преступления на злодея Берия». Некоторые отзывы трудно было отнести к жанру рецензий, потому что они были откровенно оскорбительными. Светлана уверяла себя, что привыкнет, уже начинает привыкать к «свободной» прессе, но все же теряла самообладание, читая о себе такое: «неловкий адвокат дьявола», «слепая кремлевская принцесса, ничего не видевшая из-за стен Кремля, не ведавшая истории своей страны и страданий народа».
В это время в СССР широко отмечалось 50-летие Октябрьской революции. Книгу перебежчицы Аллилуевой могли прочесть только единицы из миллионов советских граждан, тем не менее советская пресса сочла долгом ее заклеймить. С удовольствием пересказывая содержание отрицательных рецензий на «Двадцать писем к другу» за рубежом, русские газеты подытожили: «У книги Аллилуевой нет читателей!»
И приводили подробности: сначала «Двадцать писем к другу» продавали по десять долларов, потом — по пять, потом — по пятьдесят центов за экземпляр, а теперь большая часть тиража лежит нераспроданная на складах. Итак, несмотря на рекламу, книга с треском провалилась!
Как и во всякой неправде, в этих статьях была маленькая доля правды: «Двадцать писем к другу» действительно не стали бестселлером и не оправдали надежд издателей на шумный успех. Причины очевидны: в книге было слишком мало скандального, разоблачительного. Не содержала она и интимных подробностей из жизни вождя и его окружения. Журналисты без конца терзали Светлану вопросами о любовницах, явных и мнимых, ее отца, о том, как он едва не женился на Розе Каганович, дочери Кагановича. Самое смешное, что эта мифическая Роза никогда не существовала на свете, а у Кагановича не было дочери…