Я сунул монету обратно в карман, закрыл глаза и погрузился в Иное. Темные воды захлестнули меня, словно морская вода через проломленный корпус корабля. Полночь была наполнена ревом и шипением, могильным холодом и зимним ветром.
Слой мира людей становился все тоньше, пока стены корабля окончательно не растворились. Использованное при постройке судна гистовое дерево все еще можно было различить, но сквозь него виднелось бескрайнее черное море и леса Иного. Стрекозы тоже остались, они дремали и продолжали пульсировать таким же мягким светом, как и в нашем мире.
Любой, кто вошел бы сейчас в мою каюту, не заметил бы ничего необычного. Я по-прежнему сидел на полу, полураздетый, и мерно дышал. Но мой разум, мое другое «я» находилось в Ином.
Я был укрыт лишь зеленоватым свечением видящего. Нагой человек в мире, где ему не место. В мире чудовищ и видений, где прошлое и будущее не имели особого значения. И если бы не монета, я мог застрять там навсегда.
Сквозь призрачную древесину корабля стали проявляться далекие огни. Часть из них качалась на темной поверхности воды. Часть повисла в тумане беззвездного ночного неба. А часть цеплялась за огромные, перекрученные корни, которые образовывали лес, лишенный ветвей и листьев. Мне доводилось бывать в таких местах. Хоть я и не мог разглядеть все детали, было ясно – передо мной Пустошь. Темные воды вечно омывают ее корни, в которых скрывается бесконечное множество чудовищ.
Я сам стал одним из огней этого мира – зеленоватым, как лесная крона. Еще один ясно видимый мне огонек – Олень, гистинг нашего корабля, который излучал мягкий голубой свет.
Свободные гистинги, скользившие по Темным водам, светились нежной сапфировой синевой, а корабельные, запертые в мире людей, – куда более сочными оттенками цвета индиго.
Были и другие огни: янтарные, лиловые, жгуче-оранжевые, белые и серые. Бо́льшая часть обитала в лесу или за его пределами.
Я заставил себя выдохнуть и безвольно осесть. В глубине сознания незримые часы начали свой отсчет, и я принялся за работу.
Лирр. Я пытался вызвать его образ. В моем воображении это был мужчина средних лет, невзрачный, с обгоревшей на солнце кожей, жилистый, как все аэдинские моряки, жестокий и кровожадный. Я представлял себе его жертв, раздувшиеся в воде тела, истерзанные то ли пытками, то ли акулами и моргорами. Сожженные корабли и разоренные приморские деревушки. Изуродованные пленники, отправленные в дрейф в качестве предупреждения остальному миру.
Мои внутренние часы начали бить, и я всмотрелся в огни на горизонте, чтобы убедиться, что они не приближаются. Огни мирно танцевали на волнах, Темные воды Иного омывали борт корабля. Все спокойно.
Хорошо. Я мысленно изменил облик Лирра, пытаясь нащупать ту самую ниточку, которая приведет меня к пирату. Как я уже говорил Слейдеру, это было невозможно. Теоретически я мог увидеть в Ином любого мага, а Лирр был магом. Но мне нужно было хоть раз прикоснуться к нему в реальном мире.
«Докажи свою ценность или убирайся прочь с моего корабля».
Меня охватила паника, и холод пробрал до самых костей. Я мысленно проверил связь с собственным телом в мире людей и погрузился в Иное еще глубже.
Свет становился все ярче. Тело вдруг стало совсем легким. Я застонал, то ли от усталости, то ли от ужаса, и попытался сосредоточиться. Лирр. Огонь. Кровь. Колеблющийся оранжевый свет.
Я подтянул ноги, приподнялся и оперся о стенку невидимой каюты. Стрекозы внутри фонаря проснулись, почуяв мое движение. Их крылья трепетали и гудели, свечение усилилось.
Что-то пронеслось по Темным водам мне навстречу, быстрое, как змея в траве, но гораздо крупнее, и с множеством конечностей. Кошмар моего детства, воплощение страхов, одолевавших меня в те дни, что я против воли провел в Ином еще ребенком. Только монета спасла меня тогда, и только она могла спасти сейчас. Но ее не было. Я сунул руку в карман и ощутил лишь холодную призрачную плоть. Слишком далеко углубился в Иное и потерял связь с собственным телом.
Я сделал глубокий вдох, и так до тех пор, пока Иное не исчезло. В ушах стоял рев, сердце колотилось. Последнее, что я увидел, – это как оранжевый свет понесся куда-то на восток.
Я возвращался в собственное тело и тут же терял его. И так бесчисленное количество раз. Сосредоточившись на грани между мирами, на той грани, где время не имело никакого значения, а такие, как я, могли видеть будущее, прошлое и настоящее одновременно, я попытался выскользнуть из Иного до того, как меня захватят видения. Но оказался недостаточно проворен.
Передо мной всплыли различные образы: Мэри Ферт на пыльной дороге, держащая пистолет у головы мужчины, Чарльз Грант с окровавленным лицом, я в летней Пустоши, заросшей гигантскими деревьями.
Я выудил из кармана монету и сжал ее в ладони. Видения рассеялись, мир стал реальным. Я упал на пол и лежал, глядя в потолок, совершенно спокойный.
Видения таяли, но мне удалось удержать последнее, где была Мэри с пистолетом. И это показалось мне странным, ведь ко мне приходили десятки подобных видений каждый день, о ком угодно и о чем угодно, и, как правило, было совершенно бесполезно пытаться разгадать их.
Я отчетливо понял, что не смогу найти Лирра. Может, более сильный видящий был способен найти человека, ни разу не прикоснувшись к нему.
Может, более сильный видящий мог бродить в Ином, не боясь оказаться в ловушке. А может, он даже мог жить на шаг впереди всех прочих и мириться с собственными предчувствиями, неудержимый и куда более ценный.
Я же был таков, каков есть, – несовершенный и сломленный.
И в ловушке. Если я вернусь к Слейдеру без результата, меня завтра же бросят в доках Уоллума, одинокого и опозоренного. Я потеряю единственный шанс искупить вину в глазах мира, своей семьи и самого себя.
Гнев разгорался внутри, и его пламя полностью выжгло тревогу и холод. На смену пришло тлеющее негодование. Я накрыл ладонью пульсирующую от боли грудь и прикрыл глаза.
Что ж. Слейдер угрожал мне и требовал невозможного. Я дам ему кое-что взамен, пусть даже совесть будет мучить меня.
Ложь.
– Вы уверены, что он направляется на Десятину? – спросил капитан, наблюдая за мной за столом в каюте. Из окна открывался вид на заснеженное побережье, частично скрытое шторами.
– Не могу утверждать со всей уверенностью, – предупредил я, – но в этих местах больше ничего похожего нет.
– Неплохо, – кивнул Слейдер, и я понял, что он доволен, пусть не мной, но этим поворотом в развитии событий. – Проследите, чтобы корабль был готов к отплытию, а затем отдохните, мистер Россер.
Девочка из Пустоши
Девочка из Пустоши тонет. Ее охватила паника, она барахтается голышом в черной воде полуночного пруда.
Руки матери подхватывают ее и поднимают над поверхностью воды. Девочка пытается отдышаться, повиснув у матери на шее. Маленькие руки дрожат.
– Все хорошо, Мэри, – говорит мать, отцепляя от себя руки дочери и опять погружая ее в воду.
Девочка снова барахтается. Пальцы ног едва касаются илистого дна пруда, и она с трудом удерживает рот над водой, откинув голову назад.
– Мама! Я не могу…
– Можешь. Тише… – Мать отступает назад. – Мы же не хотим разбудить мельника, верно? Что он скажет, если увидит нас полуголыми в своем пруду?
Девочка начинает смеяться, но ей все еще страшно. Все же она сумела оторвать пальцы ног от дна и начала грести ногами и руками в ритме, как ее научила мама.
Девочке становится легче дышать, мышцы разогреваются, и мама улыбается.
Девочка начинает улыбаться в ответ, но ее взгляд падает на распахнутый ворот маминой рубашки. Ткань всплыла в воде, обнажив часть ребер, груди и живота. Но не это привлекло внимание девочки.