Доктор Блейдс крепче обняла Хелен и начала покачивать ее, словно младенца. Та еще раз всхлипнула, затихла и впала в состояние, похожее на транс – на ее губах застыла безмятежная улыбка. В точности как и предполагала Грейс – обычно она точно угадывала, что происходит в душе у пациентов. Тем не менее психотерапевт старалась держаться скромно, потому что ее работа не имела отношения к исцелению. Собственно, речь и не шла об исцелении.
Тем не менее почти всем пациентам становилось немного лучше – какие еще профессии способны доставить такое удовольствие?
В этом месяце у Блейдс наступило временное затишье в работе, так как поток пациентов уменьшился, и она спланировала очередной отпуск. Завтра последний день, а потом она уедет на две недели.
Отпуск был понятием растяжимым. Иногда Грейс улетала куда-нибудь подальше, селилась в роскошных отелях и с головой погружалась в приключения. Иногда оставалась дома и просто бездельничала.
Самым приятным было то, что она сама себе хозяйка, и поскольку никаких конкретных планов на следующую неделю у нее не имелось, она могла перебирать любые варианты, от Малибу до Монголии.
Когда Грейс работала, ее журнал записи пациентов был заполнен на много месяцев вперед, а окно в нем если и появлялось, то только после того, как пациенты вылетали из гнезда. Она не занималась саморекламой, но молва о ней разошлась среди судей и адвокатов – и, что еще важнее, среди их впечатлительных помощников и секретарей, которые ценили ее работу. Ее бизнес держался в основном на хвалебных отзывах клиентов.
Расценки у нее были чуть выше средних, и все платили либо чеком, либо наличными при входе в кабинет – ни скидок, ни страховых полисов, ни квитанций. И дело было не в деньгах, поскольку Блейдс могла прекрасно прожить и без практики. Отношения обязаны быть деловыми и этичными, а это предполагало отказ от пациентов с кучей долгов.
Лечение должно быть партнерством, которое ценят обе стороны, и это требует тяжелой работы от всех участников. Грейс не привыкла бежать от трудностей, а к тому времени, когда Страждущие приходили к ней, они уже были готовы делать все, что нужно.
Дай им бог здоровья.
Хелен по-прежнему льнула к врачу. Она была на пятнадцать лет старше Блейдс, но сегодня, в этом тихом, милом кабинете, психотерапевт была матерью, а ее клиент – ребенком.
Грейс была младше большинства своих пациентов, но ей казалось, что она старше на несколько веков. Она подозревала, что никто из них не думал о ее возрасте. Их интересовало только одно – ее способность им помочь. Так и должно было быть.
Полтора месяца назад ей исполнилось тридцать четыре, но при необходимости она могла сойти за двадцатипятилетнюю. Одаренная студентка, Грейс защитила докторскую диссертацию по клинической психологии в удивительно юном возрасте, спрессовав шестилетний курс в четыре года – она была второй за всю историю Университета Южной Калифорнии, кому это удалось.
Первым был преподаватель, который вел у Грейс обязательный семинар по детской клинической психологии. Она не любила работать с детьми, но Алекс Делавэр, как никто другой, сумел сделать этот предмет интересным. Вне всякого сомнения, он был блестящим человеком, скорее всего, одержимым, мотивированным, склонным к перфекционизму и с не самым легким характером. Но Блейдс ценила его прямоту, а его успехи в борьбе с научной бюрократией подвигли ее последовать его примеру.
Теперь, достигнув возраста, когда отказывающиеся взрослеть маменькины сынки все еще «пытаются разобраться в себе», Грейс наслаждалась взрослой жизнью.
Ей нравилось все, что сопровождает зрелость, – ее место в жизни, роскошь, которой она себя балует, повседневный ритм и привычки. Даже внешность – впрочем, без перехода в эгоцентрическое заблуждение.
Мужчины называли ее красивой, но объяснялось это послеоргазменной Y-хромосомной близорукостью. Она была в лучшем случае привлекательной, и ее тело состояло скорее из плоскостей, чем из округлостей. Слишком широкие плечи и слишком узкие бедра скрывали ее тонкую талию – до фотографии на развороте модного журнала ей было так же далеко, как до луны.
Что подтверждали и ее груди.
В четырнадцать Блейдс льстила себе, называя их дерзкими и полагая, что в свое время они расцветут и приобретут пышность. Когда ее возраст удвоился, она стала радоваться дерзости.
Широко расставленные карие глаза Грейс нельзя было назвать выразительными. Ее очень удивляло, когда мужчины утверждали, что видели крошечные золотистые искорки рядом со зрачками. Сама она не могла их обнаружить, сколько ни пыталась.
Один надоедливый будущий поэт назвал ее глаза «двумя колодцами драгоценной руды». Но это была скорее уж не руда, а пирит. Лицо, на котором сидели эти глаза, было слишком длинным для идеального овала, хотя его тонкие кости были обтянуты гладкой смуглой кожей. Россыпи светло-коричневых родинок встречались в самых интересных местах по всему телу. Еще один мужчина назвал эти мазки пуантилиста «десертом» и принялся лизать их. Грейс позволила ему это, но потом почувствовала себя собачьей миской с водой.