— Кого из его друзей знаешь?
— Никого… Вообще почему ты меня об этом спрашиваешь? — действительно не понимаю. Разве Руслану сложно найти информацию о человеке? Не думаю. Такие, как Акиевы любого из-под земли достанут.
— Ладно, проехали. Завтра с утра мой человек привезёт твои вещи, и отвезёт тебя кое-куда.
— В смысле? — я даже замерла. Напряглась всем телом, чувствуя, что ничего хорошего я сейчас не услышу. — Куда ещё он меня отвезёт? У меня с утра смена в Кафе. Я не могу никуда ехать. — немного заикаюсь, кислорода не хватает, на последнем слове сглатываю слюну, чтобы была возможность хотя бы вдох сделать.
— Ты реально считаешь, что мне не похуй чего у тебя там?
— Я осталась без общежития и мне нужно успеть до начала учёбы заработать денег. Отложить немного на осень. Мои вещи все сгорели… — замолкаю. Чувствую, как становлюсь пунцовой. Какого чёрта я вообще оправдываюсь? Да ещё перед кем? Перед ублюдком, который тешит свои амбиции. Тоже мне, мужик называется. Мудила, самый что ни на есть!
— До какой ещё нахрен учёбы? Ты что где-то учишься? — меня аж передёрнуло. Хочется взять себя в руки, но пока что не получается. — Ты нахрен идёшь из универа, причём вместе с деканом. — какое-то время молчу, пытаюсь собраться с мыслями. Осознать услышанное.
— Причём тут Лев Андреевич?
— Думаешь мне не известно, что он хлопотал за тебя? Стипендиатка херова.
— Стипендия — моя личная заслуга. — чеканю. Даже получается говорить твёрдо. — Я хорошо учусь.
— Отбросы вроде тебя жить то не должны, не то, что учится в моём вузе.
— Твоём? — усмехаюсь, старательно игнорирую то, как он назвал меня.
Это вот самое, отбросы, я слышала не так уж редко, но это не из-за папы, а из-за образа жизни который вела моя тётка. Особенно последние два года тётя Роза опустилась на самое дно. Мало того что пила практически не просыхая, так ещё и начала сброд всякий водить к нам в том.
Ранее у неё хотя бы, такие же, как она подружки пропитушки были, а тут просто бомжей с помойки водить стала.
Я боялась в дом заходит, спала почти неделю в курятнике, в котором лично навела порядок. Притащила туда старые одеяла и спала там. Ну как спала, старательно пыталась.
Меня буквально спасла соседка. Кто бы мог подумать, но старая ворчливая старушенция, всем вечно не довольная, ругающая всех и за всё, сама предложила мне к ней перейти. Она через забор с нами жила. Я отнесла к ней часть своих вещей и учебники. Те, что ещё не успели пустить на самокрутки друзья тётки.
Я помогала соседке по хозяйству. Она уже совсем плохо ходила, я ухаживала за ней, готовила, убирала. Не могу сказать, что жизнь моя стала заметно лучше. Не особо. То не трогай, это не ешь, не напасёшься на меня оглоедку. Хотя я подрабатывала и продукты сама покупала. Так же платила за свет, мол я же его жгу одна, а то, что Римма Сергеевна день и ночь читает при свете, и телевизор на полную, это не в счёт.
Да в целом, как бы то ни было, всё равно, в чистоте, и относительно сытая была, и на том спасибо.
Правда не могла денег отложить себе даже на дорогу в Москву, не то, что на какую-то там одежду.
Я до города на перекладных добиралась. Благо меня Лев Андреевич встретил. Посмотрел на меня, оборванку, но слова не сказал. Отвёз меня на рынок и приодел немного. Я так благодарна ему была, до слёз просто. А сейчас, получается из-за меня он работы лишится. Я не могу этого позволить.
— Я не хочу, чтобы вы трогали Галицкого. — в моём тоне звучат едва ли не умоляющие нотки. Ненавижу себя за то, что приходится унижаться, но что я могу сделать ещё? Мне нужно как-то уговорить Руслана оставить Льва Андреевича в покое.
— Мне глубоко плевать на то, чего ты там хочешь, цыпуша. — снова это дурацкое прозвище. От злости едва не скриплю зубами — этот подонок замечает моё состояние, — ухмыляется. — Я тебе больше скажу: за нарушения правил декан не просто будет снят со своей должности, он больше преподавать не сможет, простым дворником не устроится. Поверь, я позабочусь!
Вдох, ещё вдох.
Гнусный подонок. А ведь он не шутит. — Более того, вполне способен, с лёгкостью воплотит все угрозы в жизнь.
— Но ты же этого не хочешь? — продолжает он. Прикусываю язык, чтобы сдержаться и не съязвить. Сейчас я в далеко не выигрышной ситуации.
Стать адвокатом — моя мечта с пятнадцати лет. Я не просто этого хотела, я грезила этим. Но когда дело касается исключительно меня, я могу наступить себе на горло, но сейчас не обо мне речь идёт.
— Чего ты хочешь?
— Ничего особенного, Мирослава. — едва ли не по слогам произносит моё имя. — Твоего послушания, и только.