— Вчера мы тоже получили письмо. Такая же бумага, та же пишущая машинка… По крайней мере, мне так кажется… И такой же, как у вас, голубой конверт, отправленный из Лиможа. Все письма пришли оттуда же, вне всяких сомнений. Мы с Адрианом долго думали, кто может до такой степени нас ненавидеть, но у нас нет никаких предположений. А теперь мне пора, нужно все рассказать мужу… Ирэн, не могли бы вы дать мне это письмо? Я хочу показать его Адриану.
— Конечно, мадам Мари! Мне оно точно не нужно. И не переживайте так! Кстати, вы ведь хотели что-то купить?
— Уже не помню… Я зайду попозже. Простите!
Мари поспешно вышла из магазина, словно спасаясь бегством. Она вбежала в дом и направилась прямиком в кабинет Адриана, даже забыв постучать. Муж как раз перебирал свои лекарства.
Глава 19 Клевета и сомнения
— Дорогой, ты только прочти это! — пробормотала Мари, протягивая мужу сложенный вдвое листок. — Все еще хуже, чем можно было предположить. И это уже не шутки! Ирэн Дрюлиоль получила это письмо, и все торговцы в городке — тоже. И, кто знает, может, и все наши друзья, и мэр… Нужно быть готовыми ко всему! Кто-то ненавидит нас и хочет нас уничтожить!
Адриан стиснул зубы, сжал кулаки. Мари умоляюще смотрела на мужа, словно надеясь, что он совершит чудо. Ее испуганный взгляд приводил Адриана в отчаяние, ведь он не знал, что сказать ей в утешение. Он ощущал свою беспомощность, не представляя, что можно предпринять в этой ситуации. И самое худшее — было непонятно, какую цель преследует их недруг. У доктора никогда не было явных врагов, у его супруги — тоже. Их жизнь текла спокойно, не создавая вокруг себя волн. А раз так, то к чему все это? Кому выгодно чернить их имя?
Мари упала в кресло. Силы оставили ее.
— А что, если люди станут оскорблять Мелину? — с дрожью в голосе предположила она. — Это невыносимо! Представляешь, какие будут последствия? Я знаю в Обазине не одну кумушку, которая с удовольствием в глаза назовет девочку безотцовщиной!
— Мари, прошу, возьми себя в руки! Я понимаю, ты взволнована, но сейчас самое важное — все как следует обдумать. Мы должны каким-то образом найти виновного. Я уверен, мы знаем этого человека! Прятаться с нашей стороны было бы грубой ошибкой; тогда люди станут вовсю трепать языками и придут к выводу, что нам есть чего стыдиться. Нет, мы должны вести себя как обычно и ходить с гордо поднятой головой. Нам не в чем себя упрекнуть! Я как раз собирался сходить в кафе «Сюдри» и я пойду, посмотрю, как меня там встретят. Знаешь, эта история напомнила мне «дело анонимщика»!
— Какого анонимщика? — переспросила удивленная Мари.
— Это было в Тюле, в 1921-ом. Целый год в городе только и говорили, что об этих письмах. Семья начальника одной конторы стала получать анонимные письма. Оказалось, что их автор — молодая особа, без ума влюбленная в своего шефа. Но тот не подозревал об этом, он был влюблен в другую девушку, тоже свою коллегу. Гнев, ревность, желание мстить… В общем, в голове тридцатилетней Анжель Лаваль родилась идея посылать такие вот письма. Но скоро дело получило совсем другой размах. В августе 1921-го на двери муниципального театра в Тюле появился листок, на котором были поименно перечислены все пары, состоявшие во внебрачных отношениях. Разразился скандал, и полиция пришла к выводу, что это — тоже дело рук Анжель Лаваль. Неужели ты никогда об этом не слышала?
Мари передернула плечами:
— В 1921-ом был еще жив мой отец и мы все жили в «Бори». Может, до нас и долетели какие-то отголоски, но я не припоминаю. Возможно, я слышала, но потом забыла… И чем закончилось это дело?
— Громким процессом в 1922 году. В Тюль приехало много парижских журналистов. Анонимщицу признали виновной, но суд при вынесении приговора учел «смягчающие обстоятельства». — Адриан невесело вздохнул. — Тот, кто пишет эти письма, наверняка бывал в Обазине, иначе откуда бы ему знать адреса местных торговцев? И все же кто может до такой степени нас ненавидеть? Кто?
Несколько минут оба молчали. Адриан вспоминал своих соратников по Сопротивлению, потом перебирал в памяти имена многочисленных пациентов. На Мари, которая тоже вспоминала всех своих знакомых, вдруг снизошло озарение:
— Элоди, это дело рук Элоди! Она ненавидит меня, я это знаю! Вспомни, на своей свадьбе она назвала тебя убийцей!
— Говоришь, Элоди… Но этого просто быть не может! Ты сама рассказывала, что она едва умеет писать. А в этих письмах нет ни единой орфографической ошибки, да и стиль не тот, каким могла бы изъясняться такая женщина, как Элоди… Нет, это не может быть она. И потом, Элоди никуда не выезжает из Прессиньяка. Лизон и Венсан нам не раз об этом говорили. Она ни за что бы не оставила свой наблюдательный пост возле «Бори»! Нет, человек, который ополчился против нас, — это кто-то поумнее, чем Элоди, и живет он где-то поблизости. Иначе как ты объяснишь намек на Мелину? Только жители Обазина знают, что мы удочерили девочку!