Голос аббата громыхал, как глас небесного судии. Никто не осмеливался даже шевельнуться. Аудитория вся превратилась в слух. Мари со слезами на глазах смотрела на распятие над алтарем. Выдержав паузу, чтобы его слова лучше запечатлелись в умах прихожан, аббат продолжил:
— Доктор Меснье… Вы готовы обвинить его, вы его подозреваете, вы на него клевещете… И все это из-за каких-то писем! И не смотрите на меня такими невинными глазами, вы прекрасно знаете, о чем идет речь! Я говорю об анонимных посланиях, которые уже некоторое время переходят из рук в руки, распространяя ложь, сея раздоры и огорчения… Кто же осмелился написать этот донос? Без сомнения, тот, чей разум затмили зависть и ненависть. Но и этого ему показалось недостаточно! Он ополчился и на супругу нашего славного доктора! Вы ведь все ее знаете, верно? И в ее порядочности вы стали сомневаться! Но по какой причине? Я привык думать, что доброта, милосердие, щедрость и преданность есть добродетели, которые вызывают лишь восхищение и благодарность. И я не преувеличу, если скажу, что все они присущи Мари Меснье, которая учительствует в этой общине уже больше двадцати лет. Многие из вас восхваляли ее достоинства. Но хватило нескольких желчных обвинений, и вот результат — имя порядочной женщины втаптывают в грязь! Неужели я должен стыдиться своих прихожан? Ведь эта женщина, воспитав четверых детей, добрых католиков, не сочла возможным отдохнуть от праведных трудов! Она взяла в семью сироту, невинное дитя, дочку прекрасной женщины, погибшей от немецкой пули… Так почему же к этой девочке следует относиться не так, как к другим воспитанницам приюта? Разве она не имеет права на любовь, образование и заботу?
И вот я говорю вам: сегодня Адриан и Мари Меснье — жертвы. Мало того что некто стремится испортить им жизнь, но и вы — соседи, знакомые — вы позволили этому дурному поветрию, которое проникло в наши почтовые ящики, помутить свой разум и отравить свои сердца!
Аббат Бурду помолчал, чтобы перевести дух. С высоты кафедры он метал гневные взгляды, щеки его раскраснелись. Оценивая эффект своих речей, священник переводил взгляд с одного лица на другое, ожидая увидеть на них раскаяние, осознание низости мыслей, обуревавших этих людей… Наконец он продолжил все таким же громоподобным и твердым голосом:
— Прошу вас, жители Обазина, и в особенности те, кто повернулся к нашим друзьям Мари и Адриану спиной, я вас заклинаю: в будущем уничтожайте не мешкая эти послания, написанные человеком со столь черной душой! Сжигайте их! Не оскверняйте свой разум чтением этих пасквилей! Не опускайтесь до распространения клеветы, ибо стыд и бесчестье падут и на вас. Пускай Обазин снова станет гаванью мира и покоя! Это в вашей власти! И пускай наш дорогой доктор и его супруга поскорее забудут о тех испытаниях, через которые им пришлось пройти. Да пребудет с вами всеми Господь и да поможет вам эта проповедь стать на путь истинный!
Мари опустила голову, не решаясь посмотреть на лица прихожан. Она боялась, что может на них прочесть не то, чего бы ей хотелось. Адриан, наоборот, выпрямился и улыбкой поблагодарил святого отца, который так пылко их защищал. Удовлетворенная проповедью, Нанетт улыбалась одними уголками губ; она ни минуты не сомневалась, что речь аббата Бурду принесет свои плоды.