Священник спустился с кафедры и прошел к алтарю. В этот день во время мессы ощущался небывалый энтузиазм. Прихожане думали об услышанном, и многие из них будто очнулись от дурного сна. Как если бы аббату магией своей проповеди удалось вернуть их к обычной мирной жизни, которую недавно потряс злонамеренный и пагубный ураган.
Когда девочки-сироты под аккомпанемент фисгармонии, клавиши которой вибрировали под тонкими пальцами мадемуазель Мори, запели «Ave Maria», все почувствовали, что зло, бродившее от двери к двери всю неделю, наконец рассеялось.
Мать Мари-де-Гонзаг вздохнула с облегчением. Она была счастлива, снова увидев на лице своей подопечной улыбку. Мари послала ей полный признательности взгляд. В ее глазах все еще блестели слезы, но в сердце зарождалась радость… и надежда!
***
— Говорю тебе — это правда! — воскликнула Мелина. — Я их читала, эти письма! После обеда, когда Нанетт спала. Я была в доме одна, вот и порылась в комоде мамы Мари и нашла их!
Камилла недоверчиво смотрела на приемную сестру. Девочки, устроившись в кухне перед печкой, оживленно спорили уже четверть часа. И тема их разговора была весьма щекотливой.
— То есть ты утверждаешь, что кто-то обвиняет моего отца в сотрудничестве с немцами во время войны? — сердито спросила Камилла. — Но почему тогда мама мне ничего не сказала? И Матильда, похоже, тоже не в курсе! В четверг она забрала меня из пансионата на прогулку, и, поверь мне, она была очень веселая! Если бы у родителей были неприятности, Матильда бы знала! И Поль с Лизон тоже!
Мелина в исступлении подняла глаза к потолку. Вскочив со стула, кажущаяся еще более худенькой в своей детской пижамке, она топнула ногой:
— Тебя ведь целую неделю нет дома! А я-то вижу, что в доме творится что-то странное! Мама Мари все время грустная, папа Адриан еще больше поседел. Нанетт так и сказала за столом. А люди всегда седеют, когда у них неприятности! Камилла, нужно найти того, кто пишет эти письма! Это важно, потому что… ты не знаешь всего…
— А есть еще что-то? — чуть насмешливо спросила девушка.
— В одном письме меня называли безотцовщиной! Но это неправда, скажи, я ведь не внебрачный ребенок? Это не может быть правдой, потому что у меня есть… у меня есть родители! Мою настоящую маму звали Леони, мне это сказала мама Мари! Она даже дала мне фотографию, старую, на которой моей маме двадцать лет! Безотцовщина — это дети, у которых нет родителей, правда ведь?
Голос Мелины оборвался. Стараясь не заплакать, девочка потянула носом и повернулась лицом к печи. Видя ее состояние, Камилла не осмелилась ей больше перечить. Такую гадость о себе ее приемная сестра точно не могла придумать! Но это было так жестоко!
— Мелина, послушай! Конечно, у тебя есть родители, семья… Я тебе верю. Прости меня, но я правда подумала, что ты надо мной подшучиваешь. Только не плачь! Я теперь с тобой! И прошу, покажи мне эти письма!
Мелина обернулась и улыбнулась ей сквозь слезы. Смахнув их рукавом, девочка протянула Камилле руку. Они вместе поднялись на второй этаж. Перед дверью родительской спальни старшая сестра остановилась. Эта комната представлялась ей священным местом, и проникнуть туда в отсутствие родителей было настоящим святотатством. В нерешительности она обернулась к Мелине, готовая сказать, что передумала. Почувствовав колебания Камиллы, девочка потянула ее за руку:
— Скорее, месса уже заканчивается! Они вот-вот вернутся! Здесь, в ящике, под носовыми платками! Ну что, теперь ты видишь, что я не врала?
Камилла разрывалась между желанием все оставить как есть и любопытством. Последнее победило. Она взяла конверты и вынула письма. Прочла она их быстро.
— Но… Это ведь ужасно! — пробормотала она. — Родители должны были мне сказать… Они не имеют права скрывать от меня такое… Мне надоело, что меня считают ребенком!
— При мне они тоже ничего не говорили. Не хотели меня расстраивать, как я понимаю. Однажды вечером они говорили очень громко, и я встала с кровати, спустилась на пару ступенек и услышала, как Нанетт сказала, что это тот же человек, который отравил Юкки! Представляешь? Может, он и меня собирается отравить!
Мелина дрожала и от волнения, и от холода. Она забыла надеть халат. Камилла притянула ее к себе и стала растирать ей спину.
— Ты совсем продрогла, иди оденься! Давай положим письма на место и не будем подавать вида, что мы что-то знаем, ладно? Когда мама придет поцеловать тебя на ночь, веди себя как обычно! Обещаешь, Мелина?