Она испугалась и замолчала. Что он сейчас сделает? Закричит, зайдется кашлем, швырнет в нее палкой? Ева уже знала, что в гневе, как и в горе, люди ведут себя по-разному, а она не сомневалась, что причинила боль старому одинокому человеку, напомнив о его потерях. Она ждала, боясь пошевелиться.
Но Борух молчал. Он сидел, свесив голову на грудь, прикрыв глаза опухшими веками. Он спал.
Дождливые дни перемежались с солнечными, и осень напоминала весну своим непостоянством. Старый Борух тоже становился все более капризным: то он сидел в гостиной, спиной к окну, то приказывал вытаскивать кресло-качалку во двор и грелся на солнце. Фрида затеяла большую осеннюю стирку, и в летней кухне с рассвета дотемна стояла над деревянным корытом крупная старуха с темным лицом и распаренными жилистыми руками. Во дворе на ветру туго вздувались крахмальные пододеяльники и простыни с голубыми каймами, веселые клетчатые скатерти. Мертвый дом вдруг ожил и, подняв паруса, поплыл под синим небом.
— Ева! — кричала Фрида. — Берись развешивать полотенца. Долго ты будешь копаться, Ева?
Ева хватала таз с мокрым бельем, сгибаясь под его тяжестью, тащила в другой конец двора, где еще были свободные веревки. Прежде чем повесить полотенце, она встряхивала его так, чтобы получился гулкий хлопок, и вот уже ветер рвал у нее из рук новый парус.
— Ева!
И Ева мчалась к Боруху, потупясь, выжидательно останавливалась рядом с креслом.
— Ева, почему ты не смотришь на меня? Тебе противно на меня смотреть?
Ева поднимала голову и взглядывала на Боруха. А он спрашивал с угрюмой подозрительностью:
— Отчего тебе сегодня так весело, Ева? Что-нибудь случилось?
Но раз он ничего не видит и ничего не слышит, разве ему объяснишь? Она и сама толком не понимает, откуда пришла радость. Возможно, ее принесла старуха с темным лицом и распаренными руками, или ветер и солнце, или же птичьи стаи? Ева хитрила:
— Я люблю когда большая стирка.
Борух недоверчиво всматривался в ее оживленное лицо, потом махал рукой, отпуская Еву.
— Ева! — кричала Фрида. — Чтоб ты так ходила за моей смертью: пошла да сгинула!
Она спросила у Фриды:
— Кто эта старуха?
По губам Фриды зазмеилась усмешка:
— Ты не знаешь? Бабка того слесаря… Русета.
Так познакомилась Ева с матерью матери Саввы. А вечером забежал и он, Савва. Ева увидела его, когда он уже стоял рядом с бабушкой. Он что-то говорил, а старая женщина, слушая, кивала головой в темном платке. Ее красные руки висели вдоль тела.
Когда Савва направился к воротам, Ева, отводя в сторону мокрые полотнища простынь, вышла навстречу. Увидев ее, он почему-то удивился, словно ему было непонятно, как она могла очутиться здесь, в этом дворе, завешанном сохнущим бельем. Ей хотелось сказать, что она знает о смерти его матери, что она понимает и разделяет его горе и горе его бабушки. Но не все умеют говорить слова утешения. Не умела говорить их и Ева.
— Теперь я знаю вашу бабушку, Савва.
Он кивнул, все еще глядя на Еву с удивлением.
— У вас хорошая бабушка.
Он нахмурился, потому что не понимал Еву. Ему показалось, что она расхваливает бабушку как хорошую прачку. Он невольно оглядел двор, завешанный бельем, и отвернулся.
— Рад слышать, что вы довольны, — не без сарказма проговорил он.
Савва уже уходил, когда Ева торопливо проговорила вслед:
— Я знаю… она — мама вашей мамы. Я знаю. Савва…
Он оглянулся на девушку и увидел, что она плачет. Ее лицо исказила гримаса, широко открытые черные глаза были полны слез, и они щедро катились по смуглым щекам. Он растерянно шагнул к ней:
— Что вы?! Что с вами?
— У нашей Евы доброе сердце, — прозвучал насмешливый голос Фриды. — Ей нашлось дело до вашей покойной мамы.
Фрида стояла в двух шагах, сузив подслеповатые глаза, но ее лицо было бесстрастным, как лицо идола.
Через неделю стирка была закончена, белье, высушенное и выглаженное, разложено по ящикам комодов. Расплачиваясь с прачкой, Фрида объявила, что чаевые на этот раз платить не намерена: она находит, что белье получилось недостаточной белизны, а скатерти плохо накрахмалены.
— Вы пожалели свои руки, Александра.
Старая бабушка Саввы посмотрела на свои руки со стертыми до мяса ногтями, тихо ответила:
— Воля ваша.
Вечером в дом Боруха пришли Мотл и Сарра: они были приглашены на вечерний чай. Фрида провела их в гостиную, где уже сидел в кресле Борух, и, провозгласив:
— Вот ваши родственники, реб Борух! — тотчас же удалилась, всей своей спиной выражая неодобрение.