Глава 17
— Выведи сегодня «красных» из гонок, — Диана перешла в другой конец небольшой комнатки.
— Я пытался, — ответил глава фракции и отложил в сторону стило. — В такой большой день, как сегодня, нам всем было приказано участвовать в гонках.
— В таком случае, пусть тихо трусят в самом конце! Преврати этот забег в подготовительный.
— Нет, сегодня от нас требуется настоящее зрелище. До самого конца, когда все натянут поводья и «синие» вырвутся вперед.
В его голосе слышалось отвращение.
Диана погрызла ноготь большого пальца.
— Я не могу позволить, чтобы они загубили очередной забег.
— Придется. Нам всем придется, — глава фракции с трудом поднял с места свое грузное тело. — Мир изменился. Он уже не тот, что прежде. Мы делаем то, что нам велят.
— Неужели не найдется ни одного колесничего, который хотел бы рискнуть, чтобы одержать победу? — с жаром спросила Диана.
— После того что случилось с тем юношей, который управлял колесницей «белых»? Сейчас не найти даже того, кто согласился бы догнать остальных после трех кругов.
— Быть того не может, — Диана закрыла глаза. — Быть того просто не может.
— Еще как может. Кстати, меня ждут дела, почтенная матрона.
— Как долго, по-твоему, мы сможем собирать желающих на это представление марионеток, если никто ничего не желает делать? Нам надо…
— Нам? Возможно, вы любимая кукла императора, но к нам вы не имеете никакого отношения.
Обычно глава фракции «красных» относился к Диане довольно приветливо. Сейчас же лицо его было каменным.
— Уходи отсюда, — он резко повернул голову и подбородком указал на дверь. — Тебе здесь не место.
Лишившись дара речи, Диана вышла во внутренний двор, по которому сновали конюхи и их помощники. На дворе стояла осень, в воздухе чувствовался холодок, а прохладный ветер приносил на своих крыльях самые разные слухи. На севере произошла битва. Чем она закончилась, победой или поражением, никто не знал. Даже Марцелла, которой обычно было известно буквально все. Впрочем, Вителлий решил, что это победа. Что его армия сокрушила мезийские легионы, и вот теперь Большой цирк украшен и приготовлен к торжествам. На каждом шесте на ветру хлопали яркие флаги, разделительный барьер был украшен цветами, все места, вплоть до самых верхних, заняты патрициями в шелковых одеждах и плебеями, которые по такому случаю вырядились в лучшую одежду. В первой половине дня будут небольшие забеги, но победитель заключительного состязания примет пальмовую ветвь из рук самого императора, а заодно унесет с собой самую большую сумму за всю историю Большого цирка.
В такой день, как этот, ей полагалось испытывать приятное волнение, предвкушение предстоящих гонок. В такой день, как этот, конюхи должны были похваляться и делать ставки, а мальчишки-помощники бегать вокруг, охваченные волнением, что им пришлось получить несколько оплеух от взрослых, напомнивших им об их обязанностях. Возницы также должны были соревноваться в похвальбе или же, в ожидании своей очереди, возносить молитвы богам.
Однако мысли Дианы были заняты гонками по случаю Вулканалий. Тогда у нее на глазах ее гнедые, ее четыре крылатых ветра, резво вырвались вперед, но на последнем круге замедлили бег, уступая первенство «синим». Тогда она не стала даже заглядывать в императорскую ложу, а сразу же, в слезах и полыхая праведным гневом, бросилась домой. Обида была столь велика, что в тот день она даже не получила удовольствия от занятий с Ллином.
— Зачем овладевать искусством резкого поворота, — крикнула она ему, когда он попенял ей, что она неправильно держит поводья, — если сегодня любой колесничий в Риме знает, как проиграть забег?!
Ллин спокойно воспринял ее гневный выпад.
— Ты или будешь учиться делать резкие повороты, или можешь отправляться домой, — ответил он.
— Тебе легко говорить, — продолжала кипятиться Диана. — Тебе ведь все равно, подстроена гонка или нет!
— Верно, — согласился Ллин. — Мне безразлично, кто победитель или даже кто император. Но когда я кого-то чему-то учу, я жду, что мой ученик будет меня слушаться.
Диана знала, что еще пожалеет об этом, но она забрела на конный двор к «синим». Там царило бахвальство. Конюхи, передававшие туда-сюда упряжь, уже были наполовину пьяны, а знаменитые чистокровные гнедые возбужденно мотали головами. Деррик не находил себе от нетерпения места, готовый к забегу. Он был в кожаном нагруднике и синем плаще, заколотом на плече золотой фибулой в виде конской головы.