- Что это? – выдыхаю.
- Лифт застрял, вот, что это, - его голос звучит надрывно.
Я зажимаю кнопку оператора и не прекращаю просить о помощи. С десятой попытки мне все же отвечают, что приедут в лучшем случае под утро. Прикладываю ладонь ко лбу. Ну и денек. Не сразу понимаю, что все это время Терехов молчит.
Он сидит на полу. Куртка расстёгнута. С силой оттягивает ворот черной футболки, его грудь часто поднимается и опускается, голова задрана к потолку, так словно он хватает ускользающие частицы воздуха. Опускаюсь рядом с ним и всматриваюсь в его больше невысокомерное лицо.
- У вас клаустрофобия.
- Д-да. – его всего трясёт, а я вдруг перенимаю его страх.
Что делать? Что делать?
- Спокойно! Дышите. – сама делаю вдох-выдох, и умоляю его, но Терехов все равно дышит слишком быстро. – Задержите дыхание, - и сейчас хватает его лишь до четрех.
Растерянно смотрю по сторонам.
Что? Что? ЧТО!
В свое время я посмотрела много роликов по психологической помощи, но сейчас встретившись с этим наяву, чувствовала себя бессильной
Поднимаю его руку вверх и приказываю:
- Считайте.
Загибаю один палец.
- Один… Два… Три. Четыре. Пять…
Постепенно его дыхание восстанавливается.
- Нас вытащут отсюда. Все будет хорошо. Стены не обрушатся, мы не ухнем в шахту лифта, да... Да.. - задыхаюсь, - Да на вашей работе умереть проще, чем здесь!
- Заткнись, Чернышева, - он дерзит в ответ и я наконец успокаиваюсь. Значит все хорошо.
- Вам уже лучше?
- Лучше, - он прочищает охрипший голос и ровняет спину. – Дурацкий детский страх.
Я отмечаю, что продолжаю гладить его по плечам, и, что мы снова очень близко. Но на этот раз отстраняться и не думаю. Я отказывала себе в лифте того дома, в лифте своего дома и наконец мы тут застряли. Вдвоем. На неопределенное время. Это ли не знак? Это ли не призыв к действию?
Мои руки смыкаются за его шеей, всем телом прижимаюсь к нему и обнимаю, вдыхая кожаный дождливый запах. Эти объятия должны быть полезными для него, но на самом деле я от них получаю намного больше. Хитрюшка.
Он не торопится обнимать меня в ответ. Робко накрывает спину, а затем теснее и ещё ведет носом по волосам.
- Чернышева.
- М, - даже глаз не открываю и улыбку свою не скрываю, пока он не видит.
- Здесь становится жарко, а ты меня не охлаждаешь…
Отстраняюсь. И вправду жарко. Он снимает кожанку, глядит на меня подняв брови.
- Что?
- Тебе не жарко?
У меня под толстовкой один лифчик. Нет, мне совершенно не жарко.
- Не мучай себя.
В конце концов. Раздевание лишь поможет мне в моих желаниях. Беру полы и стягиваю кофту. Отползаю к противоположной стене, не разрывая с ним зрительный контакт. Оба распаренные, красные и уставшие.
- Что мы будем делать? – спрашиваю
- А чего ты хочешь?
Я хочу? Вы её согласитесь, только если не обыграть, не оставив выбора.
- Поиграть.
- Поиграть?
- Да. В правду или действие.
- И почему я должен соглашаться?
- Потому что иначе мы просто умрем от скуки.
- Ладно. Ты первая. Правда или действие?
- Правда.
- Почему на самом деле ты никуда не поступаешь?
Я хотела не этого. Совсем не этого. Он меняет настроение игры, делая из флирта, ковыряние души.
- Потому что боюсь причинить больше вреда, чем пользы. Теперь вы. Правда или действие?
- Правда.
- Сколько у вас было отношений? – именно этот вопрос я и ждала, после чего начала бы рассказывать о всех своих партерах аж с 12 лет, после чего Терехов бы заткнул меня и откинул бы прочь своё деланное приличие.
- Нисколько.
Мой пыл спадает.
- Как?
- А это уже второй вопрос. Теперь я.
- Действие, - отвечаю, проговорила про себя: "Ну давай же, давай".
- Называй меня на ты.
Моргаю.
- Правда или дейстиве?
- Правда.
Вздыхаю.
- Почему вам удалось получить звание так рано?
Он сделал вид, что задумался
- Наверно потому что я не тратил время на всякие отношения, - да он издевается!
- Правда.
- Ты врала мне. Когда-нибудь?
Сглатываю. Это же честная игра. Или я могу врать? Правда или ложь. Вранье или честность.