- Это не моя кровь.
- Ножевое? - с хладнокровием военного врача.
- Да. - наблюдаю за его сосредоточенным видом. - Папа на 16-летие подарил нож-бабочку, с тех пор он при мне постоянно.
- Рад, что ты можешь за себя постоять, - звучит отчуждённое.
Он осторожно снимает с меня куртку, дорывает кофту, оставляет в одном бюстгальтере. Мягко вытирает живот, избегая гематон и ссадин, оставленных ветками и камнями.
- Ты можешь снять побои и написать заявление, - говорит мимоходом.
- Нет.
- Почему?! – от его резкости, вздрагиваю всем телом.
- Просто нет.
Больше он не старается, смачно поливает перекисью колени, жёстко промакивает пену ватками и поднимается с дивана.
Его напряженная рука разглаживает морщины на лбу, он сжимает переносицу так, если бы думы причиняли ему боль. В мгновение Кир меняется: одержимо хватает меня за руку и тянет в коридор. Останавливает прямо перед зеркалом в пол.
- Посмотри на себя. Ты хочешь вот это оставить безнаказанным?! Хочешь, чтобы он так же поступил с другой девушкой?
Вялый взгляд кочует от помятого лица к синякам на ребрах, там где он сжимал меня, к синякам на запястьях, где сковывал, к кровяным засососам на шее и груди, где целовал...
- Он хотел наказать меня. Не думаю, что сделает это ещё с кем-либо.
- Кто он?
Помалкиваю.
- Кто он?!
- Мой бывший, - кричу ему, - Всё? Тебе больше ничего не надо?! То есть вам, товарищ следователь. Сейчас же найдёте его и упрячите за решётку!
- Не распекайся, -строгий тон меня охлаждает, - Я запросто мог тебя к отцу в таком виде доставить. Что бы он сделал с твоим парнем в таком случае?
Моя язвительность испаряется.
- Вот и правильно. Молчи.
Вручает мне полотенце и отправляет в ванную.
Вода льется, а я стою в ступоре. Сцены того, как он не останавливается, продолжает начатое, просто убивают воображение. В груди скапливается нервный комок, который я выдаливаю из себя заглушенным рукой криком и рекой слез. Меня всё ещё потряхивает. Если бы не Терехов, я бы упала где-нибудь в уголке и не желала бы чтобы меня нашли. Я бы не желала жить. Нежно скольжу мылом по телу, извиняясь, стирая воспоминания. Меня осиняет одна мысль, что теперь я боюсь.
Обматываюсь полотенцем, действуя на автомате и чувствуя себя роботом. Движения механические, скованные. В отражении ни одной эмоции - пустота. Но что-то заставляет меня перемениться. Взглянуть себе в лицо и решительно кивнуть.
В одном полотенце выхожу в зал. Терехов с кем-то говорит по телефону, а я намеренно останавливаюсь за его спиной.
- Да! Ты понял меня? Отлично. Пока. – обернувшись, хмуро осматривает, - Что?
- Я хочу забыть.
Стоит мне потянуть за край, полотенце ухает вниз.
- Я похож на того, кто может тебе помочь? – его бровь фирменно взлетает.
- Ты - единственный.
Терехов подходит ближе, непрерывно смотрит мне в глаза, не смея глянуть ниже.
- Ты в своем уме?
- В своём. Если я сейчас этого не сделаю, до конца жизни буду бояться.
- Чего?
Я расстёгиваю его ремень. Пальцы дрожат, я еле справляюсь с застёжкой.
- Лида, очнись.
Он убирает мои руки, возвращаю их ему на лицо. Настойчиво вглядываюсь в серые потемневшие радужки.
- Это поможет. - уговариваю неизвестно кого, - Ты хороший... Невыносимый, но хороший, а он.. – качаю головой, вытряхивая чужое лицо из памяти.
- Успокойся, - он опускается вниз. Поднимает полотенце и прислоняет его ко мне.
По коже от холода бегут мурашки. Переступаю с одной босой ноги на другую:
- Я не успокоюсь.
- Твою мать!
Обматывает меня полотенцем, на руки поднимает и тащит в тёмную комнату. Я падаю на что-то мягкое. В свете луны вижу, как он нависает надо мной. Сам он еле сдерживается, его руки, вжавшиеся в матрас, мелко дрожат
- Сейчас ты будешь хорошей девочкой и ляжешь спать, понятно?
Кручу головой.
- Только с тобой, - легко касаюсь его мужественного лица.
Мысленную борьбу он не скрывает, я читаю её по губам. Лоб нахмурен, глаза прикрыты, чтобы не видеть меня, чтобы не соблазниться... Но я знаю, каков будет исход этой битвы, и оказываюсь права. Ладонь его мягко скользит по шее, обводит грудь и опускается ниже живота.
- Сейчас ты кончишь и отстанешь от меня, понятно? - говорит, глядя на меня серьёзно и будто бы со злостью.
Киваю, сглатывая вязкую слюну, загораясь от одного его голоса. Он нежно поглаживает промежность. Кир не торопится, томным взглядом пускает в путешествие по моему телу, а я возбуждаюсь от одного этого созерцания.