— Привет девчонкам передай.
Леночка кивнула. По-моему, просьба скользнула мимо нее.
И Гера, посчитав, что все приличия соблюдены, врубил мотор.
Согнувшись больше обычного, Валера протиснулся на заднее сиденье, грузно плюхнулся, устроился поудобней.
— Ничего не оставили? — привычно спросил Паша.
— Не-а, — столь же заученно откликнулся ассистент и высунулся в окно. — В городе увидимся. Чао!
Ах как полыхнуло надеждой смятенное Леночкино лицо! Быть может, даже не надеждой, а просто радостью, что все так по-доброму завершилось. Но никогда потом не видел я при расставаньях таких сияющих глаз.
Когда машина наша вывернула на размытый ливнями проселок, в боковом окошке мелькнула и исчезла девчонка в белой панамке набекрень. Она размахивала высоко поднятыми руками.
Ехали молча, пока Паша не буркнул:
— Жениться пора. Такой лоб, а все хиханьки…
Валера снисходительно улыбнулся в ответ, как человек, знающий себе цену, но предпочитающий никому о том не говорить. «У вас свои понятия о жизни, у меня — свои, и кому какое дело до них», — как бы внушал весь его подчеркнуто-независимый вид.
Тема была обкатанной.
— Чего ты, чудак, упираешься, — понимающе подмигнул Гера, обернувшись к Валере. — Не получится с первого раза — разведетесь, и дело с концом. Зато гульнем… эхма! — Гера так вкусно причмокнул вытянутыми губами, что я тотчас представил его за уставленным яствами столом в полувеселье, полудреме от выпитого.
— Вот с тебя давай и начнем.
— Спасибо, такую житуху я уже пробовал, и с солью, и с перцем. Пока достаточно.
— Во женихи пошли, палками их в семью не загонишь, — повернулся ко мне Паша.
— Самого-то небось не загоняли.
— А некому было, один куковал. Пришла она ко мне с чемоданчиком, и стали жить. Койка стояла полуторная да шкаф, а вместо стола ящик из-под мануфактуры. И славно жилось, вот веришь, ничего вроде и не надо было, кроме этого: койка да шкаф…
— Было, да сплыло, — с готовностью подхватил Гера. — Нынче все по-другому. Сама еще соплюха, а туда же: квартиру ей предоставь отдельную, с ванной, мебель непременно чтоб модную, да на свадьбу отвали куска три, чтоб не хуже было, чем у других, да ой, ядрена-копалка… Не, Валера, не женись!
— Слушаюсь, ваш-ство! — придурковато откликнулся ассистент.
Тем временем «уазик» наш выкарабкался на асфальт, и побежали, помчались мимо опаленные осенью леса — пурпур и янтарь, зелень и терракота слились в трассирующие линии. Лишь у поселков, когда Гера сбрасывал скорость, все снова обретало определенность: за плетнями круглились сизые шары капусты, тянулись уже не к солнцу — к земле огрузшие круги подсолнечников. Изредка, на посеревших стенах сараев лоснились жиром охристые распятия лососей: верный знак, что живет здесь либо ороч, либо незлостный браконьер — у матерых и чешуи возле дома не увидишь.
На развилке шоссе не приметно было ни единого знака: езжай куда хочешь. Душевно помянув дорожную службу, Паша попросил помощника своего дойти до стоящего поодаль пастуха и выяснить, куда сворачивать нам.
Валера зашагал широко, но неторопливо, и в этой хозяйской неспешности, в спокойной сосредоточенности движений увиделась мне Пашина поступь. «Какие они похожие, — подумалось вдруг, — даже лицо у ассистента порой бывает такое же, как у облокотившегося на открытую дверцу машины кинооператора: невозмутимое лицо много повидавшего человека, которого едва ли что способно удивить».
— Не засидится он у тебя в ассистентах? — спросил я Пашу и тут же поправился, наткнувшись на колкую настороженность взгляда. — Я знаю, камеру ты ему доверяешь, снимает он и сам, и с твоей помощью. Я о другом. В позапрошлом году он, помнится, тоже отснял два сюжета и даже на телевидение уйти собирался, вроде приглашали его.
Паша коротко усмехнулся:
— На телевидении пахать надо каждый день, а здесь отсняли с ним три-четыре сюжета в месяц — и норма. Есть разница?
— Разница-то есть…
— Сам не маленький, разберется, где сладко, где солоно, — ввернул Гера с прямолинейной надеждой замять непонятно куда наклонившийся разговор.
— Разница-то есть, а вот насчет перспективы…
— Все от него зависит, — сказал Паша. — Ты ж знаешь, я никого лишку не дергаю, времени свободного хватает, только учись. Без диплома сейчас, сам знаешь как. А вот ему не втолкуешь. Я, говорит, самоучкой больше знаний получу, чем от этой обязаловки.
— Да темнит он! — вскинулся Гера. — Боится просто, что по конкурсу не пройдет. Говорил же — во ВГИК, мол, одни сынки артистов поступают и дочки, а у меня отец — учитель, мать — портниха, ни в какую, мол, не пробиться и пытаться нечего.