— Им радостно, что про них не забыли, — продолжал бурмастер Карый, — что вспомнили про них, понимаешь? Это для человека самое главное, — главнее хлеба, — чтобы о нем помнили, не забывали. Тогда человек может горы с места своротить!..
Бурмастер решительно встал, и по виду его можно было предположить, что он тут же отправится со своей бригадой сворачивать горы. Тем более что вся бригада уже плотно обступила его. Но взамен этого Карый вынул из кармана записную книжку, заглянул в нее и сказал:
— Ты, пожалуйста, передай директору конторы товарищу Шурганову, что бурение скважины мы закончим на месяц раньше, к седьмому ноября — к самому празднику… Такое наше обязательство — значит, обязательно будет.
И все кивнули: «Это уж обязательно».
— Так и передай… Ну, а лично с тобой, браток, у меня разговор будет короткий.
Бурмастер шагнул к растерянному Гайдамовичу, сгреб его потуже и трижды чмокнул в заросшие седой щетиной щеки.
Века, века…
Этой осенью река Печора еще текла на север.
Она еще текла на север, а самоходная баржа «Хариус» двигалась на юг, против течения. Вода напирала с верховьев, где, должно быть, шли обильные дожди. Ветер свистал, щелкал, как бич, и гнал вперед бесконечную череду завитых барашками волн. Печора неслась быстро, клокотала, буйствовала, являя свое непостоянство, извечную свою «дурь» — по выражению печорских жителей.
Оттого, что река текла очень быстро, самоходная баржа «Хариус» шла очень медленно, с одышкой. Ее относило. И это относительное движение (едешь час, а излучина вроде все та же) ужас как надоело всем, кто плыл на барже.
На барже плыла гидрогеологическая экспедиция.
Вот почему гидрогеологическая экспедиция стала дружно кричать, размахивать руками, а также иными способами выказывать восторг, когда самоходная баржа «Хариус», круто занеся корму, повернула к берегу.
Берег был представлен различными породами хвойных и лиственных деревьев, поднявшихся от воды до самого неба. Густой щетью стоял лес. Лишь в одном месте щеть имела пробел, и через этот пробел в Печору втекала речка под названием Югор.
Именно в устье Югора гидрогеологам надлежало начать работу.
— Товарищи (такие-то и такие-то), на разгрузку! — скомандовал начальник экспедиции Бондаренко. — Остальным — ставить палатки.
В числе остальных, которым было приказано ставить палатки, оказалась и Катя Смолева.
Катя Смолева — девятнадцатилетняя темноглазая девушка в пыжиковой шапке, из-под которой выбивались упругие кольца волос, в голубом свитере, а поверх свитера — куртка на меху, с «молнией». Тепло, солидно и к лицу бывалому гидрогеологу.
Катя на самом деле — человек бывалый. Всего лишь два года назад она окончила десятилетку, а уже третий раз выезжает с гидрогеологической экспедицией в глубинки. По должности своей Катя Смолева — лаборантка. Работа такая: производить анализ грунтовых вод. Сколько в них содержится солей и тому подобное.
Вооружившись топорами, гидрогеологи разбрелись по лесу рубить колья для палаток. Кате топора не досталось. Но она тоже отправилась в лес: посмотреть, что и как, познакомиться с местностью.
Местность вокруг была дремучей. Деревья, деревья. Тишина. Катя, часто оглядываясь, чтобы не заблудиться, шла от дерева к дереву. Прислушивалась к тишине, к запахам леса. Запахи в лесу были промозглые, сырые: от влажной спекшейся палой листвы, от хвои, набрякшей росой, от всякого древесного гнилья, плотно устлавшего землю.
Еще к этим запахам примешивался сухой и горький запах дыма. Катины ноздри уже давно уловили этот новый запах. Но глаза лишь сейчас обнаружили: тонкие пряди дыма скользили по голым ветвям берез, застревали сгустками в еловых лапах, курились на опавшей листве, а потом медленно истекали в небо…
Пожар в лесу?
Катя проследила взглядом движение голубых струек и стала двигаться им навстречу, с трудом раздвигая колючие ветки, обороняя лицо. Огромные деревья, потревоженные этим вторжением, роняли с высоты крупные, как галька, холодные капли.
Дым становился все гуще, и вдруг Катя замерла…
Перед ней была стена. Стена обрыва, сложенная из вертикальных каменных плит — желтых и ветхих, как листы древней книги. В стене той — дыра, отверстие в человеческий рост. Из дыры и валил дым.
Катя осторожно приблизилась к дыре, заглянула. Коридор. Ступи два шага — окажешься в кромешной тьме. Глубокая тьма. И лишь в самой глубине тьмы скорее угадываются, нежели видны слабые багровые отсветы. Скорее угадываются, нежели слышны размеренные удары железа о камень…
В темноте глаза уже не различают дыма, зато дым едко и больно щиплет их — потекли слезы. А сердце Кати почему-то сжалось в комок, застучало быстрее.
И вдруг там, в глубине, во тьме, кто-то запел. Басом, угрожающе фальшиво.
Катя метнулась к выходу.
Она бежала, не чуя под собой ног, не чуя, как хлещут по ногам жесткие еловые мутовки. Еще издали стала кричать своим:
— Пещера! Там пещера!
— Ну и что же? — не выразили особого удивления свои. — Бывает. Бывают на свете и пещеры.
Все были поглощены воздвижением палаток. Лишь Сеня-бурильщик проявил интерес:
— Хорошая хоть пещера? Может, под жилье сгодится?
Катя Смолева обидчиво закусила губу. Выложила:
— Там кто-то есть… Люди.
— Люди?
Это уж всем показалось любопытным. Тотчас окружили Катю:
— Какие люди?
— Что делают?
— Не знаю, — ответила Катя. — Поют…
Все удивились, загомонили, стали высказывать различные предложения:
— Пойдемте посмотрим!
— Разобраться надо, что за люди…
А Сеня-бурильщик опять же про свое:
— Если хорошая пещера, займем под жилье. Лучше любых палаток.
Одним словом, все побросали дела и отправились выяснять. Впереди шла Катя.
Лишь войдя в грот, оттеснили ее назад, безопасности ради, а может быть, никто и не оттеснял — сама спряталась. Высвечивая темноту карманными фонариками, продвигались шаг за шагом. Молча.
Наконец пещера осветилась и изнутри багровым светом костра. Узкий коридор разверзся, и все оказались в подземном зале. Кремнистые, шероховатые степы, сводчатый потолок, наполненный дымом…
Лучи карманных фонариков скрестились в глубине зала.
Там из-под земли торчали две головы.
Одна голова — без шапки, русоволосая, голубоглазая, с испачканной щекой. Другая — в шапке, с бородой и усами. Обе головы удивленно моргали и щурились от направленного света.
— Привет, — сказала одна голова, та, что помоложе, голубоглазая.
Вслед за этим послышался лязг отброшенной лопаты, возле головы появились обнаженные до локтя мускулистые руки, руки оперлись о землю и вынесли из ямы на поверхность рослую фигуру в брезентовых брюках, в клетчатой рубахе.
— Привет, — повторил человек, выбравшись из ямы. — С кем имею честь?..
— А вы сами кто такие?! — прикрикнула на него Катя Смолева.
Человек в клетчатой рубахе сразу же обратил внимание на Катю Смолеву. Огорченно покачал головой.
— Правилами хорошего тона предусмотрено, чтобы гости представлялись хозяевам, а не наоборот.
— Зато нас много, а вы одни, — с несокрушимой логикой опровергла Катя правила хорошего тона.
Между прочим, Катиным сослуживцам тоже не очень польстило высокомерие пещерного жителя.
— Еще неизвестно, кто гости, а кто хозяева! — проворчал Сеня-бурильщик.
— Вот мы сейчас перетащим сюда все барахло и сами заживем, — поддержал другой.
В клетчатой рубахе, услышав такие высказывания, строго сдвинул брови:
— Об этом не может быть и речи. Пещера занята, и вход сюда — только с моего разрешения.
— Подумаешь! — возмутилась Катя Смолева. — Подумаешь… — Но сколько ни думала, подходящих слов не нашла: до того возмутилась.
Зато остальные сразу нашли подходящие слова:
— Чем докажете, что ваша пещера?
— Ордер на жилплощадь имеется?
— Ишь, какой хозяин выискался…