Дальше начинался длинный коридор, и мои башмаки застучали по бетону. Свет не желал зажигаться, несмотря на все мои мольбы, и я шла на ощупь до следующего кодового замка, который позволил мне отворить застекленную дверь. Еще через несколько километров я обнаружила дверь в подвал. Приотворенную, и на сей раз я не стала искать выключатель. Темнота очень удобна, когда не хочешь видеть. Спустившись по лестнице, я тихонько позвала Робера. Они наверняка все спят как убитые.
Я перебрала в памяти указания нашего радиофага, повернула налево, пересчитала двери кончиками пальцев. Толкнула пятую по счету, она открылась, и я прошептала:
— Не бойтесь, это я.
Тишина.
Тогда я встала на четвереньки и прежде всего наткнулась на фонарик Робера. Это было и полезней, и менее рискованно, чем споткнуться о чье–то грязное копыто. Я включила фонарик.
Устроился Робер просто здорово. Маленькая газовая плитка на пластиковом кухонном столе, кресло в приличном состоянии, этажерка с ящичками и матрас, на котором по–царски раскинулась на спине Салли, перекинув одну руку через Робера и приплюснув ему нос, что не мешало хозяину спать.
Я пнула их пару раз ногой, потому что от вида этих бездельников, мирно спящих в то время как я всю ночь не сомкнула глаз, во мне взыграл спортивный дух.
С садистским удовольствием я заорала, что это я.
— Додо, как дела? — спросила Салли, открывая глаза.
Я проглотила все рифмы, которые просились на язык, и удовольствовалась тем, что поприветствовала влюбленных, заявив, что буду спать с Квази, кстати, где она?
— Хе–хе–хе–хе, — разразилась Салли, прежде чем пояснить: — Шутишь, она ж с тобой.
Тут мне открылось, что отдохну я не скоро.
— Блин, проснитесь, наконец. Почему она должна быть со мной? Я вас посадила в такси, всех троих. РОБЕР. Я тебе их доверила. Что вы сделали, мать вашу за ногу?
Салли принялась размахивать руками, причитая, что теперь у нас есть настоящий дом, и не надо ругать Робера, он очень милый, Робер.
Я испытывала горячее желание разорвать ее в клочки — хоть убийце будет меньше работы, — но тут освобожденный Робер смог подняться. Он немедля врубил свое радио, и я не стала возражать. Робер понял ситуацию и пытался успокоить себя привычными действиями.
— Было ж еще рано, — оправдывался он, поздно осознав свою вину. — Вот мы и решили выпить по первой на вашей скамейке, а потом уж ехать сюда. Квази пошла за горючим, а тот араб, что продает розы, ну как его…
— Жерар.
— Да, он самый. Жерар сказал, что ты ждешь ее одну в сквере за Сакре–Кёр. Мы все сделали, как ты велела. Ведь так, Салли?
— Робер милый, — повторила Салли.
К тому ж это было правдой. Он здорово переживал.
К счастью, я не успела сесть, потому что встать мне было бы сложно.
— Я пошла, — очень устало сказала я. — А если в ваших дырявых котелках еще осталась крупица мозгов, может, вас заинтересует, что послание было не от меня.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Робер.
Я ответила нет, не надо, попросила, чтобы он запер дверь в подвал и не открывал никому, кроме меня или Квази, и чтобы не верил никаким посланиям, если их не принесу лично я.
Понятно?
Робер с серьезным видом отдал мне честь на военный манер, и это было трогательно. Особенно, если окажется, что это в последний раз. Завтра сменю наряд. Хватит.
На этот раз я двинулась по стоянке вдоль стены. Достаточно с этого мира и моих невзгод. Я не хотела нарушать единственную передышку, которая способна их облегчить — сон. Что до меня, я пошла дальше пешком.
Самая длинная ночь. А значит, возможность подольше сохранить надежду. Ведь Квази врет, как дышит, поэтому я могла предположить, что она просто соскучилась по Жеже. Их маленький дуэт накануне вполне мог служить тому подтверждением. А Жеже — он засыпал по расписанию метро. Говорят, по холодку спать вредно. Поэтому до пяти утра он пил, а когда вмазать было нечего, он вмазывал Квази или приятелям, и снова пил. До пяти часов, пока не открывалось метро.
Но он, наверно, уже в сквере на Анвер, дожидается, пока откроют решетки.
Точно! Он был там, вместе с другим ветераном подземки, седобородым старцем, который вечно сидел, опершись на палку и разглядывая землю между своими башмаками. Впрочем, если б он смотрел по сторонам, ничего нового он все равно б не увидел. Итак, Моисей восседал на скамейке, а Жеже страстно обнимал ближайшее дерево.
Издалека я громко и с придыханием заорала:
— Квази не с вами?
Моисей лишь потряс головой, даже не приподняв ее, а я принялась трясти Жеже:
— Ты видел Квази? Не дури, это важно.