Часть 1. Глава 1.
Нам не нужны другие миры. Нам нужны отражения (Станислав Лем, «Солярис»).
Лето выдалось сумасшедшим.
С василькового неба палило раскалённое солнце, будто обесцвечивая его всё больше, и местные псы лениво валялись у заборов и пыльных кустов, спасаясь от всепроникающего ада. Свет, отражённый от белых, посыпанных гравием дорог, ослеплял, и тяжёлый воздух наполнялся атмосферой перегретой сауны. Птицы как будто вымерли.
По одной из таких дорог, переходя из тени в тень, шли две женщины: одна уже в летах, другая — помоложе. Первая — полноватая, в цветастом платье, напоминающем широкий халат — заметно хромала на правую ногу, от чего походила на нерасторопную гусыню. Вторая — молодая, с густыми чернявыми волосами, забранными на затылке в тугой хвост, — могла бы показаться симпатичной, если бы не рот с пухлыми, деформированными губами, как после неудачного закачивания ботокса новичком-хирургом. Она семенила, поминутно теряя несоразмерные ноге шлёпанцы, и то отставала, то забегала вперёд, выдавая своё волнение бесконечной болтовнёй:
— Он так и сказал: на всё лето, да, тётушка?
— Да, Грета, да, — морщилась та, отмахиваясь от чернявой, точно от назойливой мухи. — Как в прошлом году. Я обо всём договорилась.
— Ой, спасибо, спасибо! — Грета радостно бросилась тётке на шею и зажамкала её рыхлое тело, отчего лицо у женщины скривилось и сделалось нетерпеливым — при том, что она продолжала неуклюже идти, переваливаясь с ноги на ногу.
Речь шла об управляющем местной гостиницы. В летний сезон море, синеющее неподалёку, и мелкогалечный пляжик не давали ей пустовать, — начиная с середины мая надпись на воротах, гласящая «Свободные номера» заклеивалась бумажкой «Мест нет», которую — с выгоревшими буквами — снимали аж в октябре. Вот и сейчас, в июне почти все номера двухэтажного здания были заняты, и стоило кому-то из жильцов съехать, как тут же заселялись новые.
Грета приехала сюда из соседней деревни в надежде на лёгкие деньги. Она отнюдь не была чистюлей, но работа горничной ей нравилась из-за возможности приобщиться к жизни постояльцев. Большинство приезжало семьями, с кричащими, часто совсем маленькими детьми, и убирать эти номера было банальной скукотищей. Такие постояльцы с утра уходили на море и только к вечеру, обгоревшие и измождённые, расползались по комнатам. Но попадался и интересный контингент — состоятельные мужчины! Часто, свозив на море жён и детей, они возвращались в эту же самую гостиницу с молоденькими белокурыми или рыжеволосыми пассиями, и тогда на столике рядом с зеркалом появлялись щедрые чаевые. Простыни в таких номерах всегда были смяты, подушки раскиданы, и в воздухе витал едва уловимый запах любви. Однажды, когда такая пара съехала, Грета обнаружила под кроватью тонкие трусики цвета шампань — изящество кружев, нежная эластичность резинок и бирка «Made in Italy» не оставляли сомнений в том, что подобная вещица может стоить её недельного заработка, если не больше. Их размер регулировался за счёт шёлковых завязок, позволяющих, в случае чего, снять их с хозяйки без усилий, и сейчас с одной стороны они были распущены, а с другой завязаны в красивый бантик.
— Так без труселей и ушла, — хмыкнула Грета, пихая их пальцем в карман халата и не сразу совладав со скользкими завязками. И завистливо добавила: — Бесстыжая сучка.
И была ещё одна причина, по которой она снова оказалась здесь. Её муж. Ленивый, пузатый, начинающий день с бутылочки пивасика, он не особо церемонился с ней и раньше, а со временем стал совершенно невыносим. Перечить ему у Греты не поворачивался язык, уйти — не хватало смелости, и она выбрала самое оптимальное: уехать на заработки, пусть даже в соседний посёлок. Чтобы осенью вернуться и с горечью наблюдать, как заработанные деньги скоропостижно исчезают, трансформируясь в методично опустошаемые бутылки. Кроме того, муж её очень бил: позавчера, будучи изрядно пьян, схватил широкой пятернёй за плечо и, чуть не вывихнув руку, швырнул на кровать так, что на теперь вот! — на коже красуется синяк лилового цвета. Год назад — разбил кулаком лицо. И не сбеги она, кто знает, что бы он учинил сегодня?
Неосознанно Грета гладит себя рукой, чем привлекает внимание вездесущей и отнюдь не глупой тётушки, с которой к этому времени они подходят к калитке.
— Что, опять твой? — та кивает головой, взглядом указывая на синяк. Открывать калитку не спешит — ждёт ответа.
Грета торопливо обнимает себя за плечи и, уставившись на листья заборного плюща, покрытые тонким белесоватым налётом известковой пыли, налетевшей с дороги, глухо отвечает: