Катерина недоверчиво глянула на брата.
— Ты Сарычева на уши поднял? — уточнила она, хотя и без объяснений Глеба уже все поняла.
— А что делать, мадам? — фыркнул Глеб. — Твой бывший — тоже лицо заинтересованное. Он полицейским позвонил, чуть тревогу не объявили. Ждали, пока я твою квартиру проверю.
— У Феликса, между прочим, Алиса ночевала, — негодующе глянула Катерина. — Теперь у моего ребенка травма на всю жизнь.
— Сама виновата, — отрезал Глеб, наблюдая, как сестра закидывает в кипящую воду спагетти. — Что у тебя с телефоном?
— Наверное, разрядился, — пожала плечами она. — Но я не просила меня искать. Сама благополучно добралась.
— Коза, — пробурчал Глеб.
— За козу можно и в лоб получить, — предупредила она.
— Не-а, — заржал брат, оглядывая внимательно. — Ты сейчас безопасна, как котенок. Сначала трусы надень, потом ногами маши.
Катерина недовольно фыркнула и, отдав Глебу ложку для спагетти, демонстративно удалилась. Она вернулась в шортах по колено и в длинной майке.
— Теперь будь осторожен, — улыбнулась беспечно и, достав котлеты, поставила в микроволновку парочку.
— Ну так я и молчу, — фыркнул брат, прекрасно понимая, что за Катериной не заржавеет. Развернется и коронным движением заедет ногой в лоб или в ухо. Кикбоксинг, ёптиль!
Он до сих пор не мог понять, почему так быстро поменялась сестра? Что произошло тогда, почти двадцать лет назад? Глеб прекрасно помнил, что за полгода до дембеля проезжал мимо родного города. И родители с сестрой приходили на вокзал повидаться. Катька в свои четырнадцать казалась тихой и спокойной девчонкой, настоящей тургеневской девушкой. И все пацаны из вагона вывалили поглазеть на прекрасную барышню. А потом еще до самого дембеля просили телефон или адресок.
— Руками не трогать, — рыкнул тогда Наум. А когда вернулся домой из армии, столкнулся с лихой девицей с выбритыми висками и дурацкой татуировкой. От неожиданности он что-то ляпнул пренебрежительное и тотчас получил в ухо изящной ножкой тридцать шестого размера. Нога с тех пор не выросла, а вот сестра превратилась в ходячую неприятность.
«Хорошо, что за себя постоять может, — пронеслось в голове у Глеба. — До сих пор два раза в неделю тренируется».
— Борщ с собой возьмешь, — после завтрака заявила сестра. — Поставишь судочек в микроволновку…
— С ума сошла? — удивился он, представляя, как чудесный фан Катькиного борща разнесется по офису. Оружие массового поражения, блин!
— Ну секретаршу попросишь, — отмахнулась она, наливая красную наваристую массу в объемную пластмассовую банку.
— Много не наливай, — велел он.
– Лучше домой отвези, — надоумила она. — Наташе хоть какая-то помощь. Чтобы тебя прокормить, нужно с утра до ночи готовить. А ей с ребенком некогда… — и, улыбнувшись, поинтересовалась требовательно: — Как там мой племянник?
— Ест, спит и требует чистый подгузник, — довольно отрапортовал Глеб и добавил печально: — Вместо того, чтобы по болотам с Митькой шарахаться, приехала б ребенка нянчить, а мы бы с Натахой в кино сходили.
— Заявок на кино пока не поступало, — парировала она. — Решите пойти, посижу с манюней.
Назови кто другой сына манюней, Глеб бы обиделся. Но Катерина обладала врожденным даром придумывать нежные словечки для родных и близких. И, будто подтверждая его мысли, скомандовала:
— Глепа-а, помой посуду! Я пока оденусь. — Она заглянула в глаза брата, такие же голубые и смешливые, и добавила, скорчив смешную рожицу: — А ты меня до работы подвезешь?
— У меня есть возможность отказаться? — усмехнулся он и бросил ворчливо: — Ищи тебя по болотам, мой посуду, вези на работу. И почему я не единственный ребенок в семье?
— Спроси у мамы! — весело прокричала сестра из ванной.
Вымыв тарелки и чашки, Глеб Наумов вышел на балкон, примыкающий к кухне, и уставился на просыпающийся город. Издалека виднелись недавно возведенные церковь и поросль многоэтажек. По проспекту медленно тащились поливальные машины, а по квартире топоча бегала бесшабашная сестрица.
«Вот что с ней не так? — сам у себя поинтересовался Глеб. — Красивая девчонка. Глазищи завораживающие. И прелестями Господь не обидел. Дочку любит до безумия. Правда, характер мерзкий. Да и какому мужику понравится драчливая баба? Никому, — мысленно ответил Наумов. — Как бы ее перевоспитать, что ли? А то и Алиске дурной пример подает. — Глеб вспомнил о племяннице, так напоминавшей ему его маленькую и нежную сестричку, и снова поморщившись осведомился: — Что же все-таки произошло перед самым моим дембелем?»