Запах Родины
Зимним днём лиственный лес слегка неубран. Отовсюду, словно из истёртых ходьбой шерстяных самовязанных носков, торчат ссученные нити ветвей. С них время от времени, будто бы из переполненной солонки, сыплется мелкий снег. Кажется, что это происходит само по себе, хотя причина того: то оступившаяся ради смеха белка, то неловкая с мороза птица, а то и случайный сквозняк, который может происходить от чего угодно.
В самом низу, под ровно натянутым полотном снега, явственно слышно мышиное копошение. У них там, в подполе лесной подстилки, по-прежнему ямки да горки, тепло и тихо, не так, как снаружи, – тишь да гладь, а из бед только одна – волки да лисы, мимо чьего чуткого слуха, как не старайся, не пронести той возни.
С утра на снегу обнаруживаются прорехи аккуратных следов оленей, печатная поступь лося, да ровные ряды сквозных строчек, оставленных лесными козочками до следующего раза. Им осталось только стачать раскроенные куски наста, и у округи после того будет вовсе приличный вид.
Офорт ночного леса с выжженными снегом очертаниями стволов, в который раз позабыт закатом. Он столь хорош, что любуются им и при месяце, и при луне. Но лишь в тот час, когда земля сливается с небом, так что чудится, будто они нечаянно поменялись местами, и нельзя уж угадать точно, где та линия, что отделяет их друг от друга … по дороге, пыля снегом, трусит волк. Ему недосуг ждать рассвета, дабы оценить красу родных мест, он всё про них знает и так, по горькому запаху калины, медовому – сена. Запах Родины невозможно спутать ни с каким другим.
Новый Год
Встреча Нового года шла полным ходом. Не дожидаясь полуночи, расставлялись приборы, салфетки, приготовленные загодя кушанья и охлаждённые напитки. Празднующие суетливо хлопотали и мешали друг другу, но, ради предстоящего торжества, каждое недоразумение обращали в шутку или просто отказывались признать происшествие случившимся. Обронённое неловко нечто, моментально подхватывалось, высказанное сгоряча прощалось с лёгким сердцем и забывалось немедленно.
В такой день… вечер, в такую ночь глупо было бы придавать значение вырвавшейся ненароком дерзости, неделикатному не со зла обращению…
– Не желаете ли попробовать вон то вот кушанье…
– А не передадите ли мне, если это вас не слишком обременит…
Да всё с вежливым поклоном, предупредительно склонив на бок голову и взглядом снизу вверх.
И – так до самого заката!
Но что же не после, не позже, спросите вы. Так птицы и поднимаются куда как раньше нашего, и ложатся, не дожидаясь, пока простынет запасённое при свете тепло. То они, – дятлы всех рангов и мастей, поползни, синицы, сойки да воробьи пировали в сугробах виноградника, подле оставленных для них нарочно гроздий. Пёстрый дятел не раз падал в сугроб, промахиваясь мимо ягод, но никто не смеялся над ним, но все терпеливо ждали. покуда он вновь займёт своё место.
Тонкие, едва видимые, но по обыкновению необыкновенно нарядные, как бы стеклянные трубочки снега, бьются о землю барабанными палочками, играя марш, под который приступает к своей службе новобранец Новый год. А птицы об эту пору давно уж спят, прижавшись друг к другу под крышей у печной трубы. или в сухом дупле, под семью пуховыми одеялами. Но именно они увидят рассвет нового года первыми. Свежим взглядом и на тверёзую голову.
Любовь к Родине
Кто-то называет их белыми мухами, иные, – бабочками. Трогательными, нежными, рыдающими от любой малости. – будь то радость или боль. Сметённые ветром с порога кукольного домика облаков, подхватив из девичьей которая что, – фату, вуаль или ажурную накидку, кидаются они в омут небес, с тем чтобы встретиться с той, ради которой только и живы об эту холодную пору.
В надежде быть одной единственной, спешат они, перегоняя друг дружку, прихорашиваясь на ходу, поправляя косу, невинно подкрашивая инеем ресницы, и подчёркивая неповторимую утончённость тонкими белыми линиями снежного карандаша. Да только напрасны их приготовления и надежды! Суетны поползновения, тщетны. Втуне да всуе пропадает девичья краса и неискушённость. Заламывая руки, ранясь о тесноту сбившихся с ног предшественниц, опадают они без чувств, укрывая собой ту, к которой спешили.
Снежинки… какие из них мухи, право, если, коснувшись холодной щеки, они пугаются собственной неловкости до слёз и теряют себя, насовсем. Но даже такими они хороши, ибо искренни в своём порыве. в безоглядности, в нерасчётливости, что не от недомыслия, но от полного отвержения самого себя.