Сейчас, спустя почти два года, она страшно жалеет о своей несдержанности. Ее муж не посмел настаивать, а она не захотела перебороть свое ущемленное, по ее же собственной воле, самолюбие. Нынче у нее неплохой заработок, не последняя должность в стабильной компании и… глубокое одиночество.
Женька оставил мне квартиру, компьютер и переехал к матери. Себе купил новый комп. Забыл множество всяких своих мелочей, периодически приходит за той или иной вещью. Мне это так надоело, что я стала складывать все попавшиеся под руку принадлежащие ему предметы в коробку из-под нового компьютера. Когда эта коробка наполняется, я ему посылаю эсэмэску. Чтобы забрал. Он приезжает, забирает полную коробку, оставляя мне другую — пустую. Разговариваем теперь, словно чужие, будто бы и не прожили вместе все эти годы.
Позвонил мой бойфренд. Хотя какой он бойфренд, скорее уж стареющий плейбой. Недавно он выписался из больницы, куда попал не без моей помощи. Я думала, отделается синяками, а он со множественными повреждениями угодил в травматологию дней на двадцать. Пришлось немного с ним поработать, и все зажило как на собаке. Без последствий. Сегодня на него почему-то напало слащаво-лирическое настроение:
— Привет!
— Здравствуй, — отвечаю я без прежнего энтузиазма.
— Как дела?
— Нормально. А твое колено? А ребра?
— Не болят. Я хотел сказать, что скучал по тебе.
— Не стоило, — кратко отвечаю я.
— Ты стала другой.
— Я стала собой, — он мне уже наскучил.
— Ты такая темная и призрачная.
— Я определенная и уверенная.
— Твоя резкость — от нежелания со мной разговаривать, или ты надела очередную маску, через которую исследуешь мои мысли?
— Я настолько искусная актриса, что маски мне не нужны, я слишком неуловима для тебя.
— Когда ты успела превратиться в искусную актрису? Когда ты так изменилась? Ты была изысканной, как восточные пряности. А сейчас твой вкус медовых цветов сменился горечью осенних трав.
— Это — чтобы не быть приторной.
— Ты никогда не была приторной.
— Я была приторной и пряной, как избыток специй. Зато ты не изменился.
— Извини. Я начинаю злиться, когда ты становишься настолько далекой, что расстояние от меня до тебя измеряется уже не километрами, а парсеками, — говорит он.
— Знаешь, чего я хочу больше всего? Чтобы ты начертил на небе полоску, параллельную созвездию Большой Медведицы и сказал бы, что за той чертой я буду для тебя недоступной.
— И что тогда?
— Я тотчас же ее пересеку, — говорю я.
— Ты вредная!
— Нет. Равнодушная.
— Знаешь, на кого ты сейчас похожа?
— Предполагаю, что на привидение с темными провалами глазниц и бледным худым лицом, а может, на лимон, глядя на который, ты начинаешь морщиться, и во рту появляется избыток слюны, а соответственно, острое желание сплюнуть.
— Нет, ты похожа на куклу. Но, заплетя себе ленточки в волосы, ты не станешь умнее. Вышивая крестиком плюшевых мишек на заднем кармане джинсов, ты не станешь по-детски чистой.
— А знаешь, кого я вижу, глядя на тебя? — спрашиваю я.
— Кого? — он попался в мою ловушку.
— Подобие мужчины…
— Многогранность твоей речи и богатый запас слов меня всегда прельщали в тебе, — пафосно отвечает он.
— Не лги. Ты раб моего тела. И не более того.
— Мне нравится твоя родинка на пояснице.
— А мне нет. Скоро ее удалю. За нее в пятнадцатом веке меня бы живьем сожгли на костре.
— Ты выбрала для себя стезю ведьмы? Ну что ж, если тебе проще с этим жить…
— Да. Мне так проще.
— Не будь со мной такой эгоистичной, — говорит он.
— Ты путаешь эгоизм с эгоцентризмом, — говорю я.
— Можно я приду к тебе?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Но я не могу без тебя. Почему тогда мы так редко бываем вместе? Почему ты всегда где-то далеко?
— Далеко? Да мы живем в одном городе, если помнишь.
— Почему же ты сейчас не со мной? И не хочешь быть со мной?
— Ну, не могу я сейчас быть рядом. Просто не могу.
— Знаешь, по-моему, любви нет, есть только одиночество. А если она и есть, эта любовь, то это не что иное, как яд, который медленно отравляет жизнь.
— Слушай, кончай занудствовать. Мне сейчас надо идти, я тебе потом звякну.
— Когда?
— Не знаю, потом. Быть может. Может быть.
— Не понял, хотя сказано красиво. Это все?
— Все. Пока, — и вешаю трубку.
Я умею, когда хочу, говорить бессодержательно, литературно и красиво. Я пока еще немного поиграю с ним и подыграю ему, а потом брошу навсегда. Уже решила. Надоел. Вроде не на что сейчас жаловаться, а все равно печально. А вот вчера у меня было такое состояние, что хотелось лечь поперек Ленинского, растянуться на солнышке и ждать, что будет. Нет, у меня не было депрессии и желания покончить с собой. Просто — было все равно. Лечь и смотреть. Что будет. Элементарно наплевать…