Итак, трюк не удался, пропажу заметили. Интересно почему.
— Выпал пассажир? Как это?
— Не выпал, пропал-с. В Верх-Ирети сел, а потом его никто не видел.
— Куда можно пропасть с дирижабля? — удивился я. Надеюсь, это получилось естественно. — Может, вышел где-то раньше?
— Наверняка-с, — половой понизил голос и покосился на полицейского, мрачно изучавшего бумаги. — Говорят, еще один пассажир обнаружил пропажу ассигнаций-с, потому и заметили недостачу пассажиров.
— Вот-вот, — буркнул полицейский, который, оказывается, слушал наш разговор. — Каюту не запирают, когда выходят, а потом удивляются, что обокрали. И главное, никто не помнил этого жулика в лицо. И сойти мог только у нас или в следующем городе, а поди ж — никто его не видел. Вы, сударь, в наш город когда прилетели и откуда?
Я подумал, не воспользоваться ли правом не отвечать, потом сообразил, что только привлеку ненужное внимание. Как минимум извозчик мог подтвердить и мой сход с дирижабля, и точку моего назначения.
— Этим утром. Из Верх-Ирети.
И сразу сработало ощущение чужого внимания. Если раньше полицейского я интересовал постольку-поскольку, то сейчас всё его внимание принадлежало мне.
— Да вы что? — оживился полицейский. — С вами кто-то сходил на землю?
Но взгляд его был прикован к моему саквояжу, как будто он чувствовал, что там лежат не принадлежащие мне деньги. Точнее, уже принадлежащие мне, но теперь я сомневался, вся ли сумма там была только за мое убийство. Тому выброшенному мужику ничего не стоило и прихватить попавшееся под руку чужое богатство.
— Не видел. Я торопился добраться до Лабиринта. — Я прикоснулся рукой к груди рядом со значком. — Вот. Сегодня выдали. Возможно, стоит поспрашивать извозчика? Их двое было. Одного я нанял, второй оставался.
Полицейский наконец обратил внимание на мой значок, перестал гипнотизировать саквояж, уважительно качнул головой и пояснил:
— Вот ведь незадача. Никто ничего не видел, никто никого не помнит, — вздохнул он. — Пока не нашли никого, кто здесь утром был. А может, признаваться не хотят. Того, кто вас вез, вспомните в лицо?
— Извините, но, скорее всего, нет, — признался я. — Не до того мне было, волновался сильно.
Я посмотрел на остатки блина и решил, что доедать не хочу, поэтому расплатился с половым, добавив гривенник чаевых, и пошел устраиваться в дирижабле.
Глава 5
Ощущение полицейского взгляда пропало, стоило выйти из трактира. И я понял, как отвратительно себя чувствовал во время допроса. И этот задумчивый взгляд на мой саквояж… Я даже испугался, что попросит открыть для проверки. Но нет, не попросил. Зато у меня появилось желание выбросить улики сразу, как наступит ночь и мы опять полетим над лесом. Даже если меня больше не будет допрашивать полиция, придется как-то объяснять наличие чужих вещей родным. Хотя почему чужих? Они честно добыты мной, значит, мои.
Расставаться с добычей было мучительно больно, и я начал прикидывать, нельзя ли ее легализовать. Вылетал я из Верх-Ирети с легким полупустым саквояжем, а возвращаюсь с раздутым от содержимого. Разве что заявить, что нашлось в Лабиринте? Слухов о прохождении ходило море, но о найденных в нем вещах не вспомнилось ни одного. Запустив новые, рискую вызвать слишком большой интерес к вещам, которые кто-то может соотнести с пропавшим пассажиром. Купил в Аннинске? На какие шиши? С собой у меня была довольно ограниченная сумма, рассчитанная на поездку по городу и несколько бюджетных перекусов.
По лестнице я поднимался медленно, но встретил лишь одного спускавшегося пассажира. Он мерно отдувался и ругался вполголоса на неудобный спуск. Лифт дирижабельной башни опять не работал, так что и спускаться, и подниматься приходилось ножками.
Дирижабль был другим: снаружи я его не рассматривал, но ковровая дорожка в коридоре выглядела менее потертой, чем в том, что привез меня сюда. И встречающий стюард оказался незнакомым, хотя улыбнулся не менее угодливо при виде моего билета.
— Ваша каюта номер двадцать три, сударь, — объявил он, выдал мне ключ с номерным брелоком и посмотрел на висящий у входа хронометр. — Отбываем через пятьдесят две минуты.
В коридоре было пусто. Да и смысл выходить на время стоянки? Разве что в трактире поесть по-быстрому? Чтобы осмотреть город, достаточно было глянуть в окно каюты. Правда, хороший вид был только из окон, направленных на город. Из моей каюты, напротив, картина казалась довольно унылой. Я не расстроился: не любоваться видами сюда пришел.
Я поставил саквояж на аккуратно заправленную койку и достал единственную книгу, которая у меня была при себе. Все равно делать было нечего. Не перечитывать же газеты, которые я зачем-то продолжал таскать с собой? Возможно, ради заметки о смерти деда?