Из оружия у меня, опять же, только топорик, купленный у Матвея. Топорик хороший, не спорю, но к нему бы ножик и арбалет хотя бы. Оружие лжевоенного я решил не использовать, пока не узнаю, есть на его вещах привязка.
За размышлениями я чуть было не забыл про молебен. Хорошо, он сам о себе напомнил раскатистым колокольным звоном. Я еще раз проверил, убралось ли Сокрытием сути все ненужное для внешнего показа, после чего запер дом и калитку и направился в церковь, куда редкими ручейками уже стекалась паства.
Надо сказать, что в этом мире благодать Божья была не фигуральным понятием, а вполне себе имеющим внешние проявления, отличные от проявлений магии. Стоило тому же толстенькому отцу Тихону начать молебен, как он сразу преображался, становясь выше, плечистей и внушительней, а от его фигуры начинал исходить золотистый свет. Поговаривали, что это признак истинной веры и, если свет исчезал, то священник отправлялся в монастырь, где молитвой и постами возвращал себя в нужное состояние. Монастыри стояли на так называемых местах Божественной силы, поэтому для меня это действие походило на подзарядку. Я подозревал, что достаточно просто так там находиться, без постов и молений, чтобы получить нужный эффект. Своими размышления, разумеется, ни с кем не делился. Прослыть безбожником проще простого, а отмыться от этого будет куда сложнее.
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков!
Зычный голос летел по церкви в полную силу, потому что все остальные звуки пропадали, лишь только начиналась молитва. Вспыхивал огонь в лампадах, озаряя иконы, скорбно глядящие на грешащих людей. Вспыхивали буквы на страницах Евангелия, отбрасывая тени в форме ангельских крыльев. Вспыхивала вода в чаше, превращаясь в живительную исцеляющую влагу.
Молебен закончился благословением, при котором на верующих сошел золотистый туман благодати. И если раньше он просто давал толику бодрости, то нынче я почувствовал выжигание внутри меня чего-то темного. Чего-то, принесенного из зоны. Неприятное открытие. Вот почему артельщики никогда не пропускают молебны — боятся заразиться Скверной, а вовсе не испортить отношение с церковью.
Об этом я осторожно поинтересовался перед началом занятий у Уварова. Мол сходил в зону, а потом почувствовал на молебне странность.
— Это кто ж тебя взял? — внезапно возмутился он. — Ты ж не готов к зоне-то.
— Да мне фактически экскурсию устроили к лесу, — пояснил я. — Мне нужно было дерево для изделия, они меня взяли с собой и охраняли так, что муха не проскочила.
Проскочил только пустотник, и тот — с подарком.
— А, деминские? — сообразил Уваров. — Они как раз заказ у алхимиков взяли.
— Они.
— Много заплатил за сопровождение?
— Ничего не платил.
— Быть того не может, — изумился он. — Чтобы Демин — и бесплатно кого-то вел?
— Они посчитали себя должными мне за продажу проблемного дома. Конфликт у меня с астафьевскими вышел.
— Да ты чо? — вытаращился на меня Уваров.
Я рассказал и ему, и подошедшим к этому времени Прохорову и Никитину события того дня, не забыв упомянуть о ментальной атаке. И что справка у меня от целителей есть, тоже сказал.
— А в полиции чо?
— Говорят, вторую сторону допросить не удалось — артель Астафьева рано утром из Дугарска ушла. Демин на контроле держит, потому что Мазин был из их артели.
— Эт когда астафьевские слиняли?
— Аккурат в тот день, когда украли куски реликвии, — осторожно наводил я собеседников на нужные мысли. — То есть скоро вернуться должны.
— Должны да не обязаны, — задумчиво заметил Уваров. — Сдается мне, они как-то в краже замешаны.
— Как пить дать, — согласился Прохоров. — Сволочи они. А ихний Михайлов — ваще первостатейная сволочь. За простенький ремонт дерет, как за изготовление новья. Да и остальные — то еще дерьмо. Правду значит, болтали-то, что воздействуют как-то на людев, чтобы в зону вытащить. Повезло тебе, Петр, что отбился и с ними не пошел.
— С кем попало ваще в зону не ходи, плохо закончится, — резюмировал Уваров.
— Я не собирался. Но не мог такую возможность упустить.
— Заказал бы им деревяшку-то.
— А как же собственноручно добытые материалы?
— То есть тебе железяки не нужны? — уточнил Прохоров, вытаскивая две довольно длинных трубки. — Припер, как договаривались.