Открыв конверт, я достал документы и как только начал их пролистывать, меня захлестнула знакомая волна ужаса, которую я помнил по детству и проваленным экзаменам.
– Вы должны мне поверить, я не знал…
Георгий постукивал по столу дулом пистолета.
– Три миллиона акций?… – сказал он голосом глубоким и настолько низким, что казалось, исходил из самого паха. – У тебя три миллиона акций «Кавказ-Нефтегазодобычи», а ты не знал?
Я поглядел на копии сертификатов акций, мысленно заставляя их развеяться в воздухе или стать чем-то другим.
– Приехал один человек и попросил меня подписать эти бумаги, я их подписал и…
– У тебя три миллиона акций? Три миллиона?
– Понимаю, понимаю, это уйма акций, и это моя подпись, и моя фамилия вот тут и вот тут…
Подняв револьвер, он ткнул им в мою сторону.
– Ты один из них! Ты наживаешься на нашей беде и приехал сюда сделать еще больше денег, и…
– Георгий!
Вскочив, Эллен перегнулась через стол, сжав его толстый локоть, будто чтобы удержать равновесие. Он поднял на нее взгляд и, медленно кивнув, сказал:
– Только пугаю.
– Думаю, мистер Бассет уже напуган, Георгий. Очень напуган.
Я начал снова просматривать бумаги, выискивая хоть что-нибудь, что доказало бы их поддельность, хотя уже осознал, что они подлинные. Судя по качеству печати – факсы. Я посмотрел на колонтитулы, ища указаний на то, кто и когда их послал, но там были только сплошные нули. Или машина была новой, или ее перегрузили. Положив документы на стол, я вытер вспотевшие ладони о брюки. Мне пришло в голову, что в разговоре со здоровяком, у которого плохие зубы и револьвер, наилучшей стратегией будет сдаться на его милость.
– Георгий, я повинен в глупости. Я не посмотрел, что подписываю, хотя следовало бы, поэтому мне очень, очень жаль, но тогда я еще не знал, что буду приносить вам извинения, и никто…
– Твои извинения ничего не стоят.
– Мне вполне понятно, как могло создаться такое впечатление. Но может быть… – Я поспешно перебирал в уме варианты: – Что, если нас обоих обманули? Может, кто-то пытается саботировать нашу встречу. Разве это так уж невероятно? – Я ощупью искал выход из ситуации, пытаясь погрести улики против меня под грудой слов.
– Кто? Кто этот человек?
– Не знаю. Может быть, если вы скажете, откуда у вас эти документы…
Он уставился на меня в упор, чем вынудил меня тут же отвести взгляд.
– Эллен, это вы дали ему…
– Вы же знаете, что я не могу открывать моих источников.
– Это заговор, Эллен. Мне ничего не известно. Я даже не знал, что мне принадлежит больше, чем одна акция, на которой я расписался сегодня утром.
– Вы не знали, что вам принадлежит три миллиона акций «Кавказ-Нефтегазодобыча»?
– Господи, Эллен, и вы туда же! Просто скажите, откуда у вас эти бумаги, и…
Встав, Георгий заставил меня умолкнуть, его деревянный стул скрипнул от облегчения.
– Хватит! – Он заткнул револьвер за ремень полотняных штанов. – Посмотрим, насколько твои богатые друзья хотят получить тебя назад.
За спиной я услышал возмущенное бормотание заложников и ни в чем не мог их винить. Даже мне было ясно, как это выглядит со стороны. Это был не лучший мой час. С каждой минутой я производил все менее и менее внушительное впечатление. Георгий направился к двери, и Эллен вскочила пойти за ним следом. Проходя мимо моего стула, она на секунду остановилась.
– Простите, Марк, я просто делаю свою работу.
– Как скажете.
Она пошла за Георгием, и я повернулся со стулом посмотреть им вслед. У двери Георгий остановился.
– Извини. Ты тоже.
– Что? – взвизгнула она.
– Ты тоже останешься. Так надо.
– Мы же договорились, Георгий. Мы же договорились, мать твою. Мы же договорились, догово…
Он пожал плечами, точно говоря: «Такова жизнь. День следует за ночью. Река спешит к морю. У меня за поясом пистолет. Ты останешься здесь».
Теперь мужчины, ждавшие в грузовиках, внесли в сарай одеяла и стальные коробы со знаком красного креста. Еще они принесли десяток штормовых фонарей. Сложив свою ношу посреди сарая, они вернулись к грузовикам, оставив Георгия одного.
– Потерпите еще немного, друзья мои.
С этими словами он запер за собой дверь. Мы слушали, как хлопают дверцы грузовиков, как кашляют дизельные моторы, и сидели молча, а шум удалялся, пока наконец его не заглушили деревья. Я опять взял со стола бумаги, надеясь, что их содержимое изменилось, но оно осталось прежним. Когда я снова поднял глаза, то увидел, что все в сарае не отрываясь смотрят на меня.
Я сказал:
– Извините?