Тут он как будто заинтересовался и черкнул что-то.
– Никаких куриных лап. Почему, сэр, никаких куриных лап?
– По всей видимости, вы их никогда не пробовали. На вкус они последняя дрянь.
Увидев мою усмешку, врач фыркнул и вычеркнул запись. В его мире не было места для шуток о куриных лапах.
За врачишкой пришли серьезного вида женщины и острыми приспособлениями нанесли мне на руки различные царапины. Внимательно изучив получившиеся красные рубцы, они пробормотали что-то про ложные положительные результаты. Раз в несколько часов мне скармливали небольшие капсулы, содержимое которых отказывались назвать. Еще рядом со мной попросили посидеть медсестру «на случай реакции».
– Что? У меня снова сдавит горло?
Медсестра указала на небольшую коробочку размером с очечник.
– У нас есть инъекции. Иначе никак нельзя быть уверенными. Риска никакого нет.
Я не решился оспорить ее слова.
Мы с сестрой вместе смотрели старое кино, иногда переключались на репортажи о моей госпитализации, и я невольно спрашивал себя, как же, наверное, радовался профессор Шенк, когда стало известно о постигшем меня несчастье. Все это помогало отвлечься, пока я ждал, не совершит ли организм покушения на мою жизнь. Развлекали меня и посетители: приходил Сатеш, который принес с собой пакет хал от Всемирного еврейского конгресса, звонил виноватый и винящий себя и всех вокруг Макс, но я ему сказал, чтобы он себя не корил. Это ведь мое тело пыталось меня прикончить, объяснил я, а вовсе не блюда, которые нам подавали.
Вскоре после ленча на третий день реакция появилась: сыпь цвета неспелой красной смородины на тыльной стороне ладоней, крапивница на щеках, которая затем сползла на шею и высыпала на коленях, огромные опухоли и пятна, которые совсем не украшали мое так недавно ставшее привлекательным тело. При виде их медсестра вызвала врача, чтобы он тоже посмотрел, и они принялись изучать меня с любопытством, будто их заинтриговало, какую злую шутку способна сыграть генетика, и занимались этим, пока я насильно не отвлек их от моих жалких пятнистых ляжек, а тогда они накачали меня антигистаминными препаратами и адреналином.
– Так что же это? – сказал я, когда коктейль лекарств начал действовать. – Какой ингредиент – убийца?
– Не знаю, – ответила сестра. – Это слепой тест с плацебо. Один только доктор знает. Сегодня он к вам придет.
Меня оставили гадать о личности моего возможного убийцы. Пока я ждал, пришла Дженни. Она села возле моей кровати, одетая в привычный темный брючный костюм, одну ногу плотно заложила на другую, точно ждала начала семинара.
– Просто хотела убедиться, что ты еще жив, – невозмутимо объявила она.
– Жив. Едва-едва.
– Я хотела сказать, что по вполне очевидным причинам ничуть бы не расстроилась, если бы ты лишился гениталий посредством молотилки, но беспокойство из-за твоих похорон мне ни к чему.
– Ты сказала, мне не за что извиняться.
Она покачала головой.
– Я просила тебя не извиняться, а это совсем другое дело. Кому как не мне знать, какое удовольствие тебе доставляют извинения, а как раз этого мне не хотелось.
– А-а. Понятно.
Дженни смахнула с колена воображаемую пылинку и неловко шевельнулась на стуле.
– На самом деле у меня кое-какие новости, и почему бы не сейчас…
– Наверно, дело серьезное.
– Не такое уж серьезное, просто… Я ухожу. То есть ухожу из ВИПООН.
– И куда ты поедешь?
– В Вену. Там обкатывают новую службу психотерапии для дисфункциональных национальных государств. Мы пытаемся применить стратегию произнесения вслух проклятий, разбора тех или иных детских травм, понесенных на ранних стадиях развития каждого данного государства, и тому подобное.
– Звучит очень… интересно.
– Очень на это надеюсь. Во всяком случае, Форин-офис меня туда направляет, и… м-м-м… я подумала, пора мне двигаться дальше. Здесь мои обязанности возьмет на себя Сатеш. Он очень способный, и я знаю, что вы с ним ладите. А ты всему научился, секретариат при тебе, и дела идут как по маслу. Да и вообще…
– Дженни, ты ведь уезжаешь не из-за?…
Она нахмурилась.
– Если женщина принимает решение относительно карьеры, то непременно из-за мужчины?
– Ну, я…
– Нет, Марк. Не из-за тебя. Просто… время пришло. Я всегда знала, что рано или поздно надо будет уходить. Такой пост редко бывает надолго.
Встав, она поправила пиджак и поглядела на меня сверху вниз.
– Мы хорошо поработали, Марк.
– Да. И повеселились тоже. Не забывай этого.
– Ага. Еще как. Ты прав. Мы повеселились. – А потом, точно ища путь к отступлению: – О тебе тут хорошо заботятся?