Солнце еще не село, но в лесу уже стало заметно темнее. Вернувшиеся разведчики доложили, что два немецких отделения благополучно достигли въезда на базу, и больше никакого заметного движения, кроме обычного, не наблюдалось. Большая часть диверсионной группы партизанского отряда успела выспаться и подготовиться к предстоящей операции. Оставалось только дождаться темноты и двинуть в направлении КПП. Дед лениво наблюдал, как бойцы отбиваются от бесшумно передвигающегося комиссара, пытающегося провести с каждым политинформацию на предмет поднятия морального духа. Собственно, сейчас можно было особо и не шептаться, расставленные на приличном расстоянии от лежки посты не подавали никаких тревожных сигналов, но Деду не очень-то хотелось провести последние часы перед боем на партсобрании, выслушивая пламенные речи. Ну, не смог он отбрехаться от включения в состав группы замполита, не смог. Комиссар объединения, почему-то, сильно настаивал.
Неторопливые командирские размышления прервала Олеська. Ее рыжая шевелюра вынырнула из ближайшего куста и распугала облюбовавших его ранних шмелей.
– Тьфу, бестолочь, хоть подшлемник одень – демаскируешь.
– Дед, а Дед… – она пропустила приказное пожелание мимо ушей, – мне отойтить надо, съела чего-то не то.
– Чего ты могла съесть? Второй день сухарями питаемся, – проворчал командир. – Или опять зеленые ягоды хватала?
Олеська только виновато шмыгнула носом.
– Навязалась на мою голову, я бы лучше без рации обошелся. Или вон – Михаську научил, ему все одно – что только пулемет тащить, что пулемет с рацией. Вон, под елку пристраивайся…
– Ага, а вы все глазеть станете…
Дед сплюнул еще раз и махнул рукой вглубь леса – иди, мол, только не доставай больше. Потом растопырил пятерню и поднес к самому лицу девушки – пять минут. Олеська кивнула, и рыжее пятно замелькало между кустами.
Может, и вправду, не стоило ей хватать эти ягоды? Или сыроежки? А, может, щавель попался больной какой? Но нельзя ж идти двое суток по лесу и питаться только сухарями. Это ж дикость просто! Олеся прикинула, не видно ли ее от временного лагеря, оценила расстояние до ближайшего часового и выбрала себе укромный кустик.
Хорошо, что дело уже было сделано, когда это произошло. Подняв голову и увидев в пяти метрах от себя две камуфлированные спины, девушка от неожиданности вскочила, чуть не уронив лежавший на коленях автомат. Господи, как же это? Никто ж не знает. Как они здесь оказались? Как прошли мимо часового? Или?… Надо предупредить, надо обязательно предупредить…
– Хенде хох! Стоять, сволочи!
Услышав высокий, на грани истерики, девичий визг, Слава с Андреем разом развернулись и подняли руки.
– Ой… – Андрюха приподнял руки повыше. – Девиц без штанов я, конечно, видал, но чтоб еще и с автоматом… Если девица ходит в сортир с автоматом, это… это…
– Возбуждает, да? – не поворачивая головы, процедил Слава.
Взгляд рыжей скользнул вниз, обозрел состояние того, что открывалось взглядам ниже защитного цвета куртки – "ой". И глаза, которые вновь уставились на курсантов, были уже раза в два больше прежних.
– Молчать! И… И глаза закрыть!!!
– А вот у нас в детдоме…
– Молчать!!!
– Зажмурься, а то, и правда, пристрелит…
– Молчу, молчу…
Из кустов позади Олеси вынырнула всклокоченная борода командира:
– Ты чего орешь?!! Совсем офи… – взгляд Деда, наконец, уперся в сверкающие в наступающих сумерках белые ягодицы. – А-а…
Девушка оглянулась и, просчитав направление взгляда командира, снова завизжала:
– Не смотри-и-и!!!
– Да ладно, ладно… Я и не смотрю вовсе, – Дед быстро оглядел плененных "фрицев", нашел их положение вполне удовлетворительным и снова обратился к Олесе. – Давай, что ли, одену тебя. А ты пока держи их на мушке, глаз не спускай…
Он наклонился, закряхтел, чуть не уперевшись носом… туда (кажется, задел бородой), но с задачей справился. Выросший как гриб-боровик из соседнего куста Миколка только крякнул, успев заметить окончание процедуры. Следующим появился комиссар, за ним еще несколько бойцов группы.
– Ну, Дед… – Миколка осуждающе покачал головой.
– Да ладно, вы че удумали? Я ж ей в отцы гожусь…
– Заврался совсем, – Олеся тряхнула костерком на голове. – Думаешь, бороду отрастил, так и забыли все про твои двадцать девять?