— Конечно, домнуле Петру, не только из-за этого… Во-первых, мое личное уважение к партии Куза-Гоги… И поскольку вы…
— Так. Дальше что?
— Вот и все.
— Как просто, — тем же тоном сказал Тудореску. — Ну, и что же тебе… вам… с моей стороны нужно?
— Немного… Тысячи три лей на вино для избирателей.
— Очень хорошо.
— И… Ну, это вам легко будет. — В голосе Челпана было деланное равнодушие. — Слышали, наверно. Меня накрыли… Суд будет. А… в таком случае я вам не помощник. Стало быть, помогите освободиться.
Тудореску рассмеялся:
— Я ведь не судья, молодой человек. Не судья.
— Не шутите, домнуле Петру. Судья — отец домну Михая. И сам домну Михай в сигуранце служит. Вам легко это сделать.
— Куда идешь? Не мог подождать? — Это относилось уже не к Челпану.
— Да нет, я ничего… я про голову только… Думал, вы гуляете… — отвечал испуганный голос дворника Диомида. — Я потом могу…
— Что ты говоришь? Какая голова?
Дионица не удержался и снова толкнул Мариору. Она погрозила ему пальцем.
— Голову на поле Матвей, обходчик, нашел. Из соломы. И шляпа на ней, как у вас. И дощечка с надписью. Только я неграмотный, не разберу.
— Бог мой! Какая голова?
— Соломенная. Матвей принес: «Отдай боярину». Я говорю: «Зачем? Сожги, когда костер разведешь». — «Нет, — говорит, — отдай. Наша обязанность обо всем докладывать». А мне что? Я взял.
— Что за новости! Покажи.
— Сейчас принесу.
Слышно было, как убежал дворник.
— Ваши штучки, а? — зло заговорил Тудореску.
Мариора лежала, прижавшись к земле, точно могла спрятаться в ней, и прислушивалась к разговору. В голове сумбурными отрывками вставало все, что она слышала о Челпане, о кузистах. Вспомнились мышиные глаза Михая, — она даже зажмурилась.
Михай Куку, сын судьи, работает в сигуранце. Сигуранца! Что может быть хуже! Все село так говорит. Челпан вор…
Дионица лежал рядом с нею, смотрел живыми, смешливыми глазами.
Диомид скоро вернулся.
— Вот, — почтительно сказал он. — Эта дощечка была привязана.
Челпан заговорил быстро и непонятно, но Тудореску перебил его:
— Твои штучки? Старая месть?
Челпан забормотал:
— Шутите! Сколько времени прошло… И какие счеты могут быть сейчас?
— Знаешь что, — раздраженно сказал Тудореску, — иди и забудь, где мой дом стоит. Иди! — повторил он. — Ну? — в голосе вспыхнула угроза.
— Имейте в виду, что все эти люди будут против вас. А кто соломенную голову поставил, вы узнаете при желании…
Слышно было, как Тудореску зашагал в глубь сада. Потом снова раздался его голос:
— Челпан! Если пройдет моя кандидатура, будешь свободен. Это знай.
— Пока вы пройдете, меня посадят! — донесся голос Челпана.
— Я скажу, чтобы твое дело задержали. За деньгами завтра зайдешь. Но если повторится что-нибудь подобное…
— Клянусь, не я! — воскликнул Челпан.
— Ступай!
— Это что же? — шептала Мариора. — Челпан с Тудореску? А что это за голова, о чем они говорили?
Дионица коротко рассказал ей про чучело. Мариора смеялась, уткнувшись лицом в колени.
Зима пришла теплая, мягкая, дождливая.
Вот уже несколько недель Тудореску жил необычной для него деятельной жизнью: раньше в село почти не заглядывал, теперь отправлялся туда чуть не каждый день верхом. Прежде нелюдимый, теперь он охотно принимал у себя селян.
Приходил примарь. Здесь, в боярской прихожей, он терял всю важность, с какой говорил с крестьянами, и — Мариоре казалось — даже худел. Его и еще нескольких богатых селян боярин принимал у себя в кабинете. Иеремие Гылку не пускал дальше коридора, но и к нему снисходил, беседовал, даже как-то по плечу похлопал. Сотни литров доброго старого вина Тудореску отправил в село. Челпан в имении больше не показывался; ходили слухи, что ему грозил арест, но вмешался Тудореску, и все обошлось.
В день выборов было тепло, облачно. Мариоре очень хотелось пойти в село. Туда уехал и Тудореску. Но когда она спросилась у Панагицы, та подняла брови:
— Ку-уда? Сегодня-то? — и ничего не ответила.
Из рабочих на выборы тоже никому не удалось пойти: боярин сказал, что нужно срочно ремонтировать конюшню, а в селе и без них людей много. Все понимали, что боярин просто не доверял своим рабочим.
Весь этот день Мариора неотступно думала: «Как-то там ребята? Что делают? Кого выберут люди? Только, наверно, не Тудореску, ведь все знают, какой он».
Боярин вернулся заполночь, пьяный, довольный. Сказал, чтобы завтра приготовили обед получше, и ушел спать.