Какова бы ни была причина этого, в будущем ему стоило бы научиться держать себя в руках на все сто процентов. Его необычное и интенсивное образование дало ему в шестнадцать лет, как он думал, больше самодисциплины и здравого смысла, чем большинство людей приобретали за всю жизнь. Но, очевидно, это было не так. Ему повезло, что он остался жив и понимал, как ему повезло. Человек не может полагаться на удачу. Что бы сказал и почувствовал его отец, доктор Кларк Сэвидж-старший, если бы увидел его сегодня?
Доктор Сэвидж недавно отправился исследовать глубины Бразилии и не знал, что его единственный ребенок поступил на службу в авиацию. Хотя он и не запретил бы сыну идти в армию добровольцем. После того, как Сэвиджу-младшему исполнилось четырнадцать лет, отец только советовал ему что-либо делать, но никогда не «приказывал». Наверное, он гордился бы тем, что его сын, его единственный ребенок, записался в армию. Но, несомненно, он бы волновался. Однако, хотя старший Кларк очень любил своего сына, он был — в некотором смысле — довольно отстраненным и вполне «задвинутым» на науке человеком. Кроме того, ему было бы очень интересно узнать, как его сын поведет себя в качестве солдата, застрявшего на вражеской территории. Частью обучения Сэвиджа-младшего с самого детства была подготовка именно к такой ситуации. А еще отец был бы рад подвигу своего сына, уничтожившего четыре немецких самолета за один день. Хотя он и сожалел бы о том, что при этом погибли люди, даже те, кто пытался убить его ребенка.
Кларк-младший тоже кое о чем сожалел. Но не сильно.
Дождь закончился, и тонкий водопад перед ним превратился в вереницы капель. Ветер при этом не ослабевал, и раскаты грома становились все громче. Прихрамывая, Сэвидж спустился к ручью… встал на четвереньки у самой кромки воды… и зачерпнул ее перчатками. Вода не имела запаха нечистот и казалась достаточно свежей, хотя на вкус все-таки была грязной. Оставалось только надеяться, что она не переносила тиф.
Утолив жажду, молодой человек поднялся по склону и опустился на колени, чтобы заглянуть за его край. В небе сверкали молнии, напоминающие гигантских черных кенгуру, скачущих к нему на ярких изогнутых ногах. Облака были очень темными и почти превращали день в ночь. В шестидесяти футах от холма лес заканчивался. Дальше было широкое поле, покрытое мертвыми сорняками. А с другой стороны поля, по-видимому, стояли одно-два здания.
Кларк направился к этим строениям, не покидая леса. Сделав полукруг вдоль опушки, то оказался достаточно близко, чтобы разглядеть, что это были двухэтажный каменный фермерский дом и большой деревянный амбар. Оба были темными, и не было никаких признаков — или звуков, — говорящих о том, что там есть кто-нибудь живой, человек или животное. К тому времени молнии уже создавали десятки ярких и шумных мостов между землей и небом. Из-за них и из-за сопровождающего их грома юношу невозможно было услышать. Но если в доме были люди, они могли увидеть Сэвиджа во время вспышек.
Он побежал через заросший сорняками двор. Правая нога теперь слушалась его лучше, хотя синяк все еще причинял ему боль. Юноша остановился у окна. Оно было разбито, и струи дождя заливали дом. И хотя это еще больше усиливало впечатление, что внутри никого нет, Кларк оставался настороже. Он обошел постройку кругом и заглянул в каждое окно, а также проверил землю на наличие следов. Их там не было, но кто-то мог войти в дом совсем недавно по щебеночной дорожке, ведущей к парадной двери. Дождь наверняка смыл бы грязь, прилипшую к покрывавшим ее камешкам.
После осмотра дома Сэвидж открыл незапертую входную дверь. Ее петли заскрипели, и он медленно двинулся дальше. Если бы кто-то был внутри, он вряд ли услышал бы, как открывается дверь. Гроза грохотала слишком сильно. Прерывистые вспышки молний показали Кларку комнату без мебели, но и без мусора. На боку у самой стены лежала детская игрушка — модель туристического автомобиля «Де Дион Бутон» 1913 года выпуска с отсутствующим передним колесом. Рядом валялись старые газеты и несколько книг. В комнате пахло сыростью и плесенью. Юноша медленно направился к двери в соседнее помещение…
…А потом остановиться. Теперь он уловил очень слабый запах, похожий на запах сигаретного дыма. Американец осторожно выглянул из-за двери. Бледный дневной свет, а также молнии показали ему, что эта вторая комната тоже была пуста. Но запах дыма теперь ощущался еще сильнее, а в промежутках между раскатами грома Кларк едва различал голоса. Чем ближе он подходил к следующей двери, тем гуще становился сигаретный дым.
Остановившись у двери, летчик услышал сквозь грохот бури два мужских голоса. Хотя, конечно, в комнате могло быть и больше двух человек. К этому моменту гром и молнии уже ушли на юго-восток — впрочем, прошло некоторое время, прежде чем шум грозы полностью затих. Внимательно прислушавшись, Сэвидж, наконец, определил, что эти двое говорят на стандартном американском английском. Хотя и не на том, который используется в вежливых кругах.
Подслушивая, он все время оглядывался назад. Существовала вероятность — пусть и незначительная, — что в дом может войти кто-то еще. Не забывал пилот и о том, что немцы, возможно, ищут его, несмотря на суровую погоду. У одного из говоривших мужчин был пискляво-дребезжащий голос, похожий на писк мыши, попавшей в консервную банку. Услышав такой голосок однажды, подумал Сэвидж, его уже никогда не забудешь. Владелец этого голоса жаловался на голод. Живот этого человека, по его словам, поднимался вверх по позвоночнику в поисках пищи.
— Неужели ты никогда ни о чем не думаешь, кроме как о том, чтобы набить рот и погоняться за юбками? — сказал ему другой мужчина. Его баритон был властным и очень презрительным.
— В этом сарае, наверное, полно крыс, — отозвался скрипучий голос. — Мы легко могли бы их поймать. Ты будешь большим куском сыра. Просто сядь в центре сарая в качестве приманки, а я буду бить их дубинкой, когда они пойдут за тобой.
— Кусок сыра! — фыркнул баритон. — Сыра! Неужели ты не в состоянии не болтать все время, как шимпанзе, выпрашивающий бананы? Сыр! Перестань говорить о еде!
— Крысы не так уж и плохи, — возразил писклявый голос. — Держу пари, что на вкус они мало чем отличаются от белок. А беличье мясо — это вкусно! Что ты скажешь насчет того, чтобы пойти в сарай и наловить их?
— Сыр!
— Было бы неплохо, если бы мы взяли с собой немного ветчины.
— Ветчина! Никогда больше не смей упоминать это слово! Я вышвырну тебя отсюда в Берлин!
Любитель поесть разразился хохотом.
— Ты деградируешь в состояние Пилтдаунского человека! — заявил баритон. — Или мне лучше сказать «Пелтдаунского», волосатый ты парень. Я чертовски хорошо знаю, что ты меня тогда подставил!
— О, ха-ха-ха!
— Когда-нибудь я с удовольствием брошу тебя в свинарник, а потом съем свиней, которые тебя сожрут. Если только не окажется, что у них тонкий вкус, и они не побрезгуют тобой.
Сэвидж слушал этих двоих, обдумывая, что же делать дальше. Либо эти люди были сбежавшими военнопленными, либо они отстали от своего подразделения, когда немцы захватили этот район. Во всяком случае, они прятались от бошей. Но поблизости не было никаких американских войск. Их вообще не было во Франции. Что же делали здесь два янки?
Впрочем, если уж на то пошло, он тоже был американцем и находился здесь. Возможно, это были авиаторы, завербовавшиеся к французам. Члены эскадрильи Лафайета? Кларк мог бы заявить о себе, и они втроем попытались бы вместе прорваться через немецкие линии фронта. Однако «быстрее всех путешествует тот, кто путешествует один». Сэвидж не знал, что это за люди. Из них троих могла бы получиться отличная команда. Или эти двое могли помешать ему. Их голоса определенно звучали сварливо. И если они были так голодны, то почему не сидели сейчас в сарае и не охотились на крыс? Идея человека с писклявым голосом была вполне практичной, и он был прав насчет вкуса крыс. Сэвидж съел их достаточно, чтобы понять это. Иногда они были всем, что он мог найти, если не считать насекомых, когда отец посылал его на курсы выживания.