Сам Дженкин сформулировал свое возражение в следующих (очень «расистских», по нашим современным представлениям) словах: «Представим себе белого человека, потерпевшего кораблекрушение на острове, населённом неграми… Наш выживший герой, возможно, станет среди них королём; он убьёт очень много чёрнокожих людей в борьбе за выживание; он заведёт очень много жён и детей, в то время как множество его подданных будут жить холостяками и умрут холостяками… Качества и способности нашего белого человека несомненно помогут ему дожить до глубокой старости, но даже его длинной жизни явно не хватит для того, чтобы кто-то из его потомков в каком-либо поколении стал полностью белыми… В первом поколении будет несколько дюжин смышлёных молодых мулатов, чей ум будет в среднем превосходить негритянский. Нас не удивит, что трон в течение нескольких поколений будет принадлежать более или менее желтокожему королю; но сможет ли поверить кто-то, что население всего острова постепенно станет белым, или пусть даже жёлтым?… В нашем случае признак попал в исключительно благоприятные условия, способствующие его сохранению, — способствующие, и всё же неспособные закрепить и сохранить его.» Сегодня нам известно, во-первых, что превосходство в «уме» белых над неграми, казавшееся очевидным Дженкину и его современникам, определялось не генами, а культурой и воспитанием. Если же у «белого короля» в приведенном примере действительно были бы какие-то аллели (варианты генов), способные повысить репродуктивный успех человека на данном конкретном острове (в данных природных и социальных условиях), то, как показывают простейшие модели популяционной генетики, у естественного отбора были бы хорошие шансы за обозримое время (зависящее от полезности этих аллелей) сделать их всеобщим достоянием среди островитян. Если бы белая кожа заметно повышала репродуктивный успех островитян (например, возникла бы всеобщая «мода» на светлокожих мужей или любовников), то да, через несколько десятков поколений они все с большой вероятностью стали бы белыми, потому что соответствующие аллели, обеспечивающие светлокожесть, достигли бы 100-процентной частоты в популяции.
4. Существуют ли внутренние противоречия в теории эволюции? Принципиальных внутренних противоречий в теории эволюции нет. В современной эволюционной биологии есть ряд противоположных концепций, которые, впрочем, в большинстве случаев не столько противоречат друг другу, сколько описывают разные стороны явлений, и в том или ином смысле одновременно верны. Например, представление о том, что виды возникают постепенно, в действительности не противоречит представлению о том, что они возникают быстро, скачкообразно. Просто в одних случаях бывает первое, а в других — второе. При этом, разумеется, остаются вопросы о том, насколько часто случается то и другое, и как именно возник тот или иной вид. Но ни одно из таких противоречий не затрагивает самых основ эволюционной теории — то есть представлений о том, что все современные виды возникли в результате естественных процессов, среди которых важное место занимает наследственная изменчивость и работающий с ней естественный отбор.
5. Есть ли факты, опровергающие эволюционную теорию? Несмотря на усиленные поиски в течение многих десятилетий, никаких фактов, опровергающих основы эволюционной теории, обнаружено не было. В науке принят, и не без оснований, подход, в соответствии с которым в таких случаях теория рассматривается как доказанная (раз и навсегда доказать что-либо можно лишь в математике, где доказательства строятся на основе бездоказательно принимаемых аксиом, а в естественных науках доказанным считается то, что выдержало серьезные проверки на ложность).
6. Правда ли, что теория эволюции не получила достаточных подтверждений? Факты, изложенные в данной публикации, дают адекватный ответ на этот вопрос.
7. Почему наследственная информация совершенствуется и возрастает в объеме, а не портится в результате мутаций? В этом «вся прелесть» естественного отбора: разные наследственные изменения в разной степени помогают или в разной степени мешают особям выживать и размножаться, но именно те мутации, которые мешают выживать и размножаться, в итоге или не передаются потомкам, или передаются, но реже, чем исходный вариант (и чем полезные мутации), в результате чего порча неизменно отсеивается, а полезное сохраняется и совершенствуется. Рост объема наследственной информации, по-видимому, чаще всего происходит по следующей схеме. Сначала какой-то ген удваивается (удвоение генов — один из распространенных типов генетических мутаций, т. е. «сбоев» при копировании ДНК). В результате в геноме появляется «лишняя» копия гена, которая может свободно накапливать мутации (ведь остается вторая копия, продолжающая выполнять прежнюю функцию). При этом существует вероятность, что мутации придадут меняющемуся гену новое полезное свойство, или что две копии гена «поделят» между собой функции (подробнее см. в заметке Многофункциональные гены — основа для эволюционных новшеств). В итоге в геноме вместо одного функционального гена появятся два гена, выполняющие две разные функции, т. е. произойдет очевидное увеличение объема полезной информации, содержащейся в геноме. Разумеется, все это происходит не мгновенно, а постепенно, за сотни и тысячи поколений.