Выбрать главу

— Все так говорят. Что же до меня, то я бы не стал во всем винить его. Она настоящая кошечка и ведет себя соответственно.

— Ты видел ее после того, как он к тебе заходил?

— Что в точности тебе нужно?.. Кстати, как кофе? Ты даже не попробовал.

— Попадалась ли она тебе на глаза в течение нескольких последних минут?

— Я повторяю: ты напрасно теряешь из-за нее время. Я, если тебе это поможет, видел ее только что: она задвигала портьеры на окне гостиной. Это все, что ты хотел узнать?

Цэ поднес чашечку с кофе к губам и отхлебнул. Джи Эф Уатт стоял, положив руки на спинку складного стульчика, и смотрел в окно. Цэ нашел, что кофе не очень горячий. Он выпил его одним глотком и поставил чашку на блюдечко.

— Чудесный кофе. Ты собираешься закрываться, я полагаю?

— Да, уже темно, не так ли? Это все, что ты хотел узнать?

— Ты не шутишь: это все, что я хотел узнать.

— На что ты намекаешь? Ты не шутишь? Я не шучу. Я видел, как она задергивала портьеры в гостиной. Он говорил, она в расстройстве.

— Она свыкнется с этим. Домашний голубь погиб. Спасибо за кофе.

— Понравился? А он ничего не говорил о голубе. Он вообще говорит немного, вспомни, когда умер ребенок, он тоже молчал.

— Замечательный кофе... сладкий, крепкий. Мне пора назад. Премного благодарен.

— Она была для меня, но увидев тебя...

Отодвинув столик, Цэ встал. Подмигнул мужчине, подошел к двери, открыл ее и вышел на тротуар. На ногах у него были только носки. Какой-то мужчина проскользнул мимо него, катя перед собой, словно обруч, старое велосипедное колесо. На дороге никого. Машин не было. Цэ пересек проезжую часть, направляясь к бетонно-каменному гаражу, который стоял рядом с особняком, — между ними было всего лишь полтора метра кирпичной стены. Дверь гаража оставалась полуоткрытой. Цэ скользнул через щель во мрак гаража.

Обернувшись, захлопнул дверь и нажал маленький рычажок механизма замка. И услышал, как клацнула задвижка.

Домоладосса шел домой к жене в этот вечер, погруженный в размышления. Он пытался разгадать смысл происходящего в доме мистера Мери... и понять, как это происходящее связано со смыслом, который он — наблюдатель — находил в нем.

Другие также пытались нащупать нерв мистерии, разыгранной перед ними. Корлесс сидел один на склоне холма, трепеща от мысли, что явление исчезнет так же неожиданно, как появилось. Джо Гроулес закончил работу еще до начала вечернего «часа пик», но, несмотря на то что весь вечер он провел со своими женами — Пегги, очаровательной белой, и Софи, очаровательной негритянкой, — размышления об увиденном не оставляли его. Двое мужчин отвели мальчика домой и позвонили в полицию, а потом интересовались, позвонив второй раз, правильно ли они поступили.

И еще одни наблюдатели наблюдали за ними, а у тех тоже имелись наблюдатели, которые также оказывались под наблюдением, и так далее, и так далее, почти до бесконечности. У каждой ступени или уровня наблюдателей существовала своя теория, объяснявшая наблюдаемое; каждая ступень или уровень привносили свои собственные страсти и пристрастия в наблюдение.

Тихо, в своей комнате, играя кончиками пальцев в своих золотисто-каштановых волосах, жена мистера Мери сидела перед своим собственным экраном и внимательно смотрела на то, как целый круг миров погружается во тьму.

Внутри гаража почти все было залито и поглощено мраком. Округлый корпус автомобиля, казалось, источал темноту. И только в дальнем конце помещения серело небольшое пятно под вырезом в полу чердака. Цэ стоял и слушал, прежде чем двинуться вперед на ощупь, касаясь бока автомобиля, между ним и юго-восточной стеной гаража. Ступал он осторожно, стараясь не попасть ногою в какую-нибудь лужу на каменном полу. В дальнем конце гаража с большим трудом можно было разглядеть ребра деревянной лестницы, привинченной к задней стене болтами, которая вела на чердак над собственно гаражом. Он вскарабкался по этой лестнице на чердак.

У верха лестницы находилось квадратное окно. Оно было разделено на четыре части, и только три из них имели стекла. Холодный воздух залетал через незастекленную четверть. В одну из четвертей дул холодный ветер. Цэ вставил сырой квадратик дерева в проем.

Сутулясь на ходу, он прошагал к другому концу чердака. Квадратное окно смотрело там сверху на дорогу. Это окно разделялось на четверти, одна из которых была не застеклена; холодный воздух влетал в нее. Пошарив по полу, Цэ нащупал квадратик из дерева, который и вставил в пустой проем окна. Он смотрел в окно. За дорогой находилось кафе с парой окон. Яркий свет проходил через эти окна и заливал тротуар. Перед одним из окон, внутри кафе, стоял квадратный столик с покрытой красными и белыми квадратиками скатертью. Спинка стула торчала над его поверхностью. На спинке лежали руки мужчины; он стоял, скорбно опустив плечи, и смотрел в окно на особняк, стоявший напротив кафе.

Цэ отошел от окна. Вдоль одной из стен чердака тянулись темные формы каноэ. Корпус его высвечивал жалкий свет, падавший из окна и превращавшийся в неясное пятно. Парусина закрывала каноэ. Стянув парусину с корпуса на пол, Цэ забрался внутрь него и прилег. Сиденья давно убрали, и пространство внутри каноэ сейчас было заполнено стружками и одеялами. Цэ расположился на груде одеял и лежал, опираясь на локоть.

Он залез в правый карман брюк, в котором лежала пачка сигарет. Достав ее, оборвал обертку и бросил бумажку на пол. Открыл пачку, извлек сигарету, понюхал ее и вставил одним концом между губ. Осторожно положив пачку рядом с собой у борта каноэ, он выдвинул ящичек маленького спичечного коробка, достал спичку и чиркнул ею по боковой поверхности этого же коробка.

Когда он прикуривал, пламя осветило очень маленькую картинку, наклеенную на один из изгибов крыши прямо у него над головой. Цэ поднял глаза на эту картинку. Это была цветная картонка, найденная им в цибике с чаем, одна из серии, известной под названием «Чудеса природы». На ней были изображены две змеи. Одна из них поймала другую за хвост, который и держала в пасти. В то же время у другой змеи из глотки торчал хвост первой змеи. Обе змеи соединялись в окружность, глаза их блестели, они пожирали друг друга. Цэ пустил в них струйку дыма.

Он помотал рукой. Горевший конец спички уже почернел, пламя сжалось, дрогнуло — спичка погасла. Мгновение красная искра еще светилась перед пальцами Цэ, но наконец и ее не стало. Он бросил спичку на пол чердака. Он откинулся на скомканные одеяла и лежал, продолжая опираться на левый локоть. Кончик его сигареты разгорался и становился ярче, когда он затягивался.

Квадратное окно в задней стене гаража слегка смягчало и разрежало темноту, в которой он лежал. Сад превратился в бесформенную абсолютную черноту, над которой поднимался угол крыши старого кирпичного здания, едва различимый на чуть более светлом, чем все остальное, фоне ночных облаков. Под углом крыши, подчеркивая черноту мрака, царившего в саду, играл слабый желтый огонек.

Цэ курил сигарету до тех пор, пока она не обожгла ему пальцы. Не торопясь, он перегнулся через борт каноэ и вдавил окурок в пол. Потер пальцы друг о друга. И занял прежнее положение: лег на спину и оперся на левый локоть. Расслабился, и голова, склонившись набок, уперлась в металлическую кровлю, он зевал и продолжал смотреть в окно на сад, погруженный во тьму.

Мрачные тучи ползли по небу, делая его еще темнее, так что наконец очертания крыши старого каретного сарая, стоявшего поблизости, исчезли. Огонек желтого света, горевший в той же стороне, мигнул и был погашен. Цэ зевал и продолжал смотреть в окно на сад, погруженный во тьму.

Забыв про стадо, юноша наклонился вперед, так что ее свежие и крепкие формы касались его рук и груди. Она полуобернулась к нему, и поэтому ее волосы волновались у его щеки. Он мог чувствовать тепло и вдыхать аромат ее тела, усиленный солнечным днем.

И никого рядом. Овцы могли позаботиться о себе сами. В руке, как в темнице, он держал обреченную на смерть трепещущую бабочку. Ее руки тянулись к его руке, и в этом движении отразилось сомнение.

Она ждала.

Он ждал.

Оксфорд, июль 19..